на свежем воздухе, но до назначенного делопроизводителем времени ещё далеко. Она бесцельно пошла вдоль широкой улицы и уже собиралась возвращаться, когда увидела в стороне погост. «Ну вот, – подумала Ляля, – а говорят, мистики нет. Или ноги порой умнее головы?»
Неподалеку стояло неказистое строение: будка ли сторожа, отхожее место, контора? Не понять. Но маленькое окошко склоняло все-таки к последнему соображению. Ольга вошла и увидела за тумбой от канцелярского стола согбенного старика, смолившего очередную вонючую папироску возле консервной банки, полной окурков.
– Здесь можно узнать о старом захоронении? – спросила гостья, забыв, как требовали того деревенские приличия, поздороваться.
– Здравствуйте, милая, – старичок без укора вопросительно уставился на городскую посетительницу.
– Где могилы Чеботарёвых?
– Чеботарёвых? – повторил старик и закашлялся.
Вытерев глаза и рот мятым грязным платком, сказал:
– Не знаю. Всех запомнить нельзя. Вот раньше тут часовня стояла, при ней монах жил, тот точно знал и сам показывал. Советская власть часовню велела снести, а попика мимоходом прибили, чтобы людей Богом не смущал. Теперь порядка мало. Мне зарплату не платят, я тут от скуки сижу, хотя и на должности сторожа. Только чего покойников сторожить? У нас не город, цветы с могил не воруют. Дачники рассказывали, в Москве, в крематории из гробов цветы вынимают и продают. Называется цветочная мафия. Слыхала?
– Не знаю, теперь всё продают, – отмахнулась Ляля и вернулась к своей теме. – Вы же регистрируете захоронения? Номера присваиваете?
– Ну, вроде. – Сторож вынул из тумбы потрёпанную амбарную книгу. – Только нужно точно знать дату, иначе не найти. Старые бумаги вообще крысы поели.
– А могилы Большаковых?
– В каком годе умерли?
– Не знаю. Давно. От эпидемии тифа.
Сторож неодобрительно покрутил головой:
– Чего же от меня хотите, если сами своих кровных не помните? А тифа у нас отродясь не было. Вы погуляйте по правому краю, который заселялся раньше. Может, кого встретите.
Они вместе вышли на крыльцо из двух ступенек, и старик махнул цигаркой куда-то в сторону.
Ляля устремилась мимо новых могил, с крестами и висящими на них усохшими венками, к осевшим холмикам, долго бродила между ними, разгребая осоку и повитель руками и вглядываясь в стершиеся надписи на железных и деревянных столбиках, но никого из родных не обнаружила. Могилы, заросшие травой, выглядели тоскливее, чем заколоченные окна и уходящие в землю срубы Филькино. Дома способны оживать, могилы умирают навсегда.
Настроение у москвички испортилось. Так хорошо всё начиналось, а теперь невольно думается про распад плоти, и не чужой, а собственной. Зачем дана жизнь, если в конце всем назначена смерть? Злым, щедрым, горбатым, красивым. Всем, без исключения. И не позволено знать, легка или тяжела она будет. Зато смерть – единственно, о чём нам известно наверняка. Отмените смерть – и наступит хаос. Страшно представить,