быть поименовано исключительно аутентичным способом, причём не обязательно непосредственно, представляет собой номинативный парадокс, который оправдывает принцип «изначального опоздания» перед естественным языком: если «изначальное опоздание» является условием некоторой номинации, то этимологическая лживость логоса нуждается в более изощрённой контраргументации, чем уровень семиотического знака; лживость логоса не сводится к технологии номинации, частным примером которой является принцип «изначального опоздания», а противостоит той экономии истинности логоса, которая сообщается с божественным.
Истинность логоса состоит в том, чтобы исключить монополию на лживость логоса, которая безответственна перед откровенностью свободы мышления. Если бессознательное мышление подчиняет себе сознательную мыследеятельность, сводящуюся к оптимальному выражению плана содержания, то свобода слова становится настолько бессмысленной, насколько способна вместить в себя весь скарб абсурда (номинация бессознательного в расчёте на то, чтобы найти компромисс между мотивацией мышления и ресурсами языка, может иметь успех лишь в том случае, если окажется, что бессознательное больше, чем язык, и отнюдь не антиязыковое). Лаканизм в языкознании равноценен фрейдизму в психологии: методологические противоречия обоих удалось возместить вовсе не благодаря монополии на бессознательное, а вопреки монополии самого бессознательного на тождество бытия и мышления; непрозрачность мотивации между свободой мысли и свободой слова является соразмерной с действием принципа «изначального опоздания», который усиливает отчуждение логоса от истины, подменяя её мифом как одной из дискурсивных практик. Свобода мышления от бессознательного упирается в антиязыковую номинацию, на которую распространяется то, что ускользает от прямой сигнификации: бессознательное с психологической точки зрения противостоит бессознательному с лингвистической точки зрения на основании номинативной презумпции, которая предполагает одностороннее именование либо на уровне мышления, либо на уровне языка, тогда как между ними может существовать подозрительная координация. С подачи Б.Е. Гройса непроницаемость внутреннего мира одного языкового носителя перед внутренним миром другого языкового носителя является такой существенной, что теряется в герменевтическом круге как замкнутом семиотическом обмене. Естественная (не)мотивированность семиотического знака определяет нетранспарентность между первичной сигнификацией и производной сигнификацией, доступными в логике казуистики, подобно философской истории о первичных и вторичных качествах вещей: если внутренняя речь, сближающая мышление и язык в коммуникативной тесноте, сохраняет (когнитивный) суверенитет перед внешней речью, существуя при невыясненных обстоятельствах с бессознательным ((анти)языка), то скоропостижно говорить о том, что свобода мышления – это познанная