он одновременно брался сразу за несколько дел, редко доводя их до конца. Когда всем осточертели изрисованные карандашами обои и залепленный пластилином пол, его отдали в изостудию местного Дворца пионеров. Шли занятия, все что-то рисовали. Потом две работы Николая попали на международные выставки в город Плимут (Великобритания) и Вальпараисо (Чили). Несколько глиняных статуэток выставили в городском музее. Нос сильно Николай не драл. Рядом были работы его сверстников, которые он ставил много выше своих. Чувства зависти тоже никогда не было. Они все учились друг у друга видеть окружающее. Запомнилось удивительное чувство радости от возможности рисунка фиксировать мгновение, передавать цвет и даже какие-то свои ощущения. О будущей профессии художника Николай всерьёз никогда не задумывался. В те годы такие занятия считались способом внутреннего духовного развития. Наверное, творчество действительно делало их немного лучше, богаче, что ли, помогало тоньше чувствовать окружающий мир.
Николай пробовал себя везде. Иногда из этого что-то получалось и потом пригодилось ему в будущем. А тогда Чёрное море окончательно поселилось на его рисунки…
Похоже, судьба писалась где-то выше, и её не следовало сильно ругать. Никогда потом не жалел о случившемся. В жизни многое получилось иначе. Всю свою долгую армейскую службу Николай провёл в пустыне возле высыхающего Аральского моря. Суда по нему тогда почти не ходили, они лежали на потрескавшейся, седой от соли глинистой поверхности. Вокруг них волнами двигались пески. Водная поверхность моря с каждым годом уменьшалась в размерах, и с борта самолёта была похожа на закрывающийся веками синий глаз.
Ещё в пятом классе Николай записался в свой первый яхт-клуб «Буревестник». Юные покорители морей учились грести на шлюпках и терпеть недетские физические нагрузки. В те годы много внимания уделялось подготовке молодёжи к военной службе. Потом они перешли на швертботы-монотипы «ёрш». Такие яхты в клубе считались самыми простыми. Широкий, с небольшим выдвижным килем и угловатым шпангоутом парусник показался тогда очень тяжёлым. Ходили на них вдвоём. Скоро хождение под парусом у Николая закончилось: увлечение рисованием победило всё… Уже в Петербурге, оказавшись возле будущего Лахта Центра, Баркова сразу же потянуло в местный яхт-клуб к его ослепительным белоснежным красавицам. Он не удержался и пробовал себя в виндсерфинге. Место для этого в Невской губе оказалось удобным: не слишком глубокое, с ровным песчаным дном. Обнажённая в часы отливов, поверхность дна сохраняла волнистый рисунок движения воды и следы чаек, которые большим числом гуляли по отмелям. Их запутанные песчаные письмена напоминали древние манускрипты. Наверное, они тоже пытались рассказать ему о море…
Как же он мог сегодня забыть этот день? Берег Чёрного моря, яркое солнце слепит им глаза. Они с Наташкой уселись на палубе греческого сухогруза «Barbarino», выброшенного на берег после сильного шторма. Металл раскалённой палубы