Я на тебя рассчитываю.
Церковь Св. Маргариты в Клэе, что через долину реки Глейвен смотрит на свое почти что зеркальное отражение в Уайвтоне, – замечательный старинный храм четырнадцатого столетия. Ее построили люди, вывозившие норфолкскую шерсть через Клэй, когда он был настоящим портом, фламандским ткачам по Северному морю. Службы в ней для меня были особенно дороги из-за обнесенного парапетом верхнего ряда круглых с орнаментом в форме пятилистника окон, сквозь которые свет льется внутрь. А когда его украшают пестрой массой великолепных цветов, это настолько прекрасно, что действительно захватывает дух.
– Это мне придется пропустить, – сказал я.
– Нет, ты не можешь. Как же я?
– Я буду по тебе скучать, – ответил я, обнимая ее худые плечи.
– Не говори глупостей.
Она сбросила мою руку. Она обладала очень независимым нравом.
– Ты сам знаешь, что я имею в виду. Я говорю о цветах. Их так много, и все стоят в ведрах с водой.
– Знаю.
Я помогал ей каждый год с тех пор, как умер отец.
– А еще полив и обрызгивание.
Она сказала мне все это еще раз, когда мы вечером в субботу возвращались от Ледуордов, у которых магазин антикварной мебели в Кингс-Линне. Это у них я брал яхту. По-моему, мама забыла, что Мэвис, жена Мейти, устроила этот обед как прощальный со мной. А потом, когда она увидела мои вещи, сложенные в крошечной прихожей, она расплакалась. Я сказал ей, что еще точно не решил, поеду я или нет, и что в любом случае душой я всегда с ней.
– От души мало пользы, когда дело доходит до ведер цветов, – заметила она. – И Фреда нет…
Она продолжала в том же духе, пока мы поднимались на второй этаж. Она всегда становилась обидчивой, выпив вина.
Пожелав ей спокойной ночи перед ее спальней, я легонько подтолкнул ее внутрь и тихо закрыл за ней дверь. А что еще я мог сделать? И тогда в моей голове откуда ни возьмись выскочил этот древний штамп: «мужчина должен…». Черт! Я не знал, что я должен. Я пока еще не определился окончательно и, ложась спать, не был уверен в том, что вообще когда-либо определюсь, даже если Уорд ответит на те два жизненно важных вопроса.
Я был уже на ногах и ждал у двери, когда к воротам подъехал маленький вольво Шейлы. Свой чемодан и узел со спальником, штормовками и теплой одеждой я еще раньше перетащил к дороге. Тихо закрыв дверь, я пошел по дорожке. Еще не было и шести, утро выдалось угрюмым, с низко нависшими серыми тучами и холодным и сырым северным ветром. Думаю, мать не слышала, как я выходил. По крайней мере, в окнах ее не было видно, когда мы отъезжали.
– Джулиан передает тебе привет и очень надеется, что ты знаешь, что делаешь, – сказала она, широко улыбаясь. – И я тоже.
Шейла – жена Джулиана Твейта, крупная грудастая девушка, которая когда-то была его секретаршей, а теперь иногда печатает на машинке по моей просьбе. «Чтобы не терять навык», – так она об этом говорила и отказалась брать деньги за время, потраченное на это в последние два дня.
– Он