студент, спешу в университет… – полицейский грозно молчал. – Я иностранец, не знаком со здешними правилами! Ведь поблизости не было машин!
– Ваши документы! – полицейский глянул на мой советский паспорт, проверил визу, повертел студенческую карточку и неожиданно произнёс: – Хорошо, я не буду вас штрафовать. Вы опаздываете в университет, значит у вас есть причина нарушить правило. Но если бы вы пересекли улицу рядом с переходом, штраф был бы обязателен.
Он вернул документы и даже отдал честь. Я выдохнул, благодарно приложил руку к груди и бегом ринулся дальше.
Символ Женевы – струя фонтана посередине озера, гордо бьющая в небо и падающая вниз, бесследно растворяясь, словно бренная человеческая жизнь. Под мостом дю Монблан озёрная вода устремлялась на свободу, сворачивалась в узлы жидкого стекла, свивалась в струи и становилась кипящей Роной. Много раз за три месяца я приходил на это место, глядя как неподвижное превращается в движение, вода становится воздухом, а мысли начинают кружить в голове, пока не подует ветер, и не полетит в лицо мокрая пыль.
Кварталы правого берега вызывали тоску добропорядочностью и пустынностью. В добротных зданиях шла непонятная жизнь, вершились судьбы половины мира. Низкие ворота перед зданием ООН были заперты, но не охранялись. Круглую лужайку напротив них подстригали ножницами два китайца. Они работали быстро, передвигались на корточках и собирали срезанную траву в мешки.
– Мсье! У ворот не полагается стоять, – полицейский взялся неведомо откуда и козырнул.
Я извинился и спросил, отойдя в сторону:
– Скажите, почему газон постригают вручную? Ведь это долго.
– Зато очень ровно и бесшумно, – благодушно произнёс полицейский.
Я кивнул и побрёл дальше. Вот оно что: работают лучше машин и не нарушают дорогостоящей тишины. На виллах миллионеров тоже, наверное, китайцы работают. Ближе к вечеру вспомнилось, что сегодня суббота. Электричка по пути домой проезжала мимо Шамбези, и я решил наконец-то заехать в церковь Константинопольского патриархата. Поначалу обошёл её со всех сторон и подивился выдумкам архитекторов. Тяжёлое здание походило на громадный бетонный дот, стены без окон были задуманы в стиле брутализма 1960-х годов, плоские люкарны в виде бойниц и листы позеленевшей меди на кровле дополняли странный облик. Вместо купола над церковью возвышалась половинка скруглённой крыши. Крест виднелся почему-то лишь на колокольне, напоминавшей башню подводной лодки. Символика была начисто лишена сакральности. Внутри раздавалось протяжно-витиеватое пение одинокого певчего, шла заунывная, усыпляющая вечерня. О росписях этой церкви мне уже рассказывали, низкая алтарная преграда позволяла увидеть их целиком. Христос воздевал руки на фоне мировой горы. Мотив «живой горы» – символ Богоматери, народа, церкви – повторялся и на других фресках. Лик Пантократора под куполом окружали крыловидные языки невещественного синего пламени, в нём светились ангелы. Подумалось:
– Это