служить при твоем лице».
Владимир удивился смелости, вежливости, дородству и красоте сего витязя. «Молодой человек, – сказал он ему, – так ты хочешь сразиться с Тугарином?» – «Для сего, государь, поспешал я в славный Киев-град, дней и ночей не просыпаючи, со добра коня не слезаючи». – «Но знаешь ли ты, каково трудно сие предприятие?» – «Ведаю довольно, и если б оное меньше имело опасности, я послал бы исполнить оное одного своего Таропа-слугу». – «Я похваляю твою отважность, – сказал Владимир, – принимаю тебя в мою службу и обнадеживаю своею княжескою милостью, но не дозволю вдаться в таковую опасность, ибо ты мне годишься по своей храбрости и разуму в других случаях. Я имею довольно витязей смелости испытанной, но ни один из них не отважится сказать, чтоб он мог биться с Тугарином, понеже сие определено только для богатыря, не рожденного матерью». – «Не рожденного матерью?» – подхватил Добрыня. «Так», – отвечает князь и рассказал ему предвещание волшебницы Добрады. «Так я великую имею надежду свернуть голову Тугарину», – говорил Добрыня с улыбкою. «Неужли ты не имел матери?» – спросил Владимир любопытно. «Позвольте мне рассказать мои приключения», – продолжал Добрыня и, получа дозволение, начал.
Повесть Добрыни Никитича
Я хотя имел отца и мать, но в самом деле не рожден я моею родительницею. Потому что она, будучи мною беременная, во время путешествия от нападших разбойников получила удар саблею по чреву, так что я выпал недоношенный из умершей моей матери. Причем и родитель мой убит. Я погиб бы, если б великодушная волшебница Добрада не спасла меня, как сказывала она мне сама о том. Я воспитан ею на острове, где она имеет свое жилище, и остров сей находится на самом южном пупе земли[10]. В младенчестве моем поили меня львиным молоком и, с тех пор как я себя помню, не давали мне просыпать ни утренней зари, ни вечерней, меня заставляли кататься тогда по росе и после обмочали в водах морских. Чрез сие воспитание получил я таковую силу, что шести лет мог выдергивать превеликие дубы из корня. Шесть белых старичков обучали меня всем известным семидесяти двум наречиям, звездоблюстительству и воинским приемам, так что пятнадцати лет имел я счастье на опыте пред самою Добрадою отбить шесть мечей моих учителей и не допустить ни одного на себя удара. За сие получил я от моей благодетельницы сии латы, кои на себе ношу и коих ношение сохраняет от всякого вреда, как обыкновенного, так и чрезъестественного. Я повергся к ногам моей благотворительницы, приносил благодарность в чувствительных выражениях и просил, чтоб не лишала меня на всю жизнь мою своего покровительства. «Добрыня Никитич, – сказала она мне, – сие будет твое имя; ни ты не видал своих родителей, ни они тебя, и ты не рожден своею матерью, как уже известно тебе; посему боги, никогда не оставляющие чад праведных родителей, вручили мне тебя и повелели мне быть твоею матерью. Посему по имени моем имеешь ты называться Добрынею, и отечество твое