в конце ХХ в. все русские антикварные магазины, а также распространенность русских фамилий «Иконников» и «Иконописцев». Так, в 1912 г. в СПб владело недвижимостью или снимало квартиры 46 носителей этих фамилий, а обладателей других фамилий, происшедших от 35 профессий, было меньше: Башмачников – 0, Бортенев, Бартенев и Бортников – 24, Бронников – 10, Булатников – 0, Водовозов и Водолеев – 14, Возницын – 1, Гусятников – 10, Дохтуров и Докторов – 13, Дьяков – 34, Жемчужников – 7, Жеребятников – 0, Звонарев – 9, Кашеваров – 10, Колокольников – 6, Конюхов и Кучеров – 31, Огородников – 26, Охотников – 5, Пивоваров – 38, Пороховщиков – 4, Портнов – 18, Прядильщиков – 1, Прянишников – 18, Пушкарев – 26, Решетников – 15, Рыбников – 11, Садовников – 14, Солдатов – 14, Солодовников – 16, Старостин – 15, Столяров – 43, Стрельцов – 14, Сыромятников – 16, Ткачев – 15 и Ямщиков – 5. Более распространенные в СПб в 1912 г. фамилии, происшедшие от 14 профессий: Бондарев, Бочкарев, Бочарин, Бочаров и Бочарников –84, Гончаров и Гончар – 58, Дьяконов – 58, Золотарев – 48, Кожевников – 72, Красильников, Красильщиков и Красилов – 67, Масленников – 90, Мельников – 160, Мясников – 53, Пастухов – 53, Плотников – 70, Пономарев – 149, Попов – 680, Сапожников – 65 [83]).
Замечательно, что при покупке иконы считалось постыдным торговаться, и даже называлось это действо стыдливо – не «покупка», а «обмен на деньги» или просто «обмен»; иконы не «покупали», а «выменивали»; то и другое сохранилось в старообрядческой среде до середины XIX в. («В лесах», «На горах»), а, возможно, и позже. Олеарий писал: «Русские называют торговлю иконами не куплею и продажею, а «меною на деньги», при этом долго не торгуются» [90, с.318].
Ясно, таким образом, что очень многое не нравилось русским в приезжих греках. Но больше всего – тщательно скрывавшаяся, но постоянно так или иначе обнаруживавшаяся склонность многих из них к унии с латинской Церковью или даже прямо к латинству. Склонность эта была, впрочем, вполне естественна, так как почти все они получили образование в греко-униатских школах в Италии, приняв для этого унию; некоторые и рукоположены в священный сан были в унии. Доказывать распространенность среди них этой склонности я считаю излишним; упомяну только три факта (известные в середине XVII в. многим в России и, конечно, ее правительству) из очень многих: 1) принятие унии в середине XV в. русским митрополитом Исидором (по рождению греком); 2) принятие унии в начале XVII в. московским патриархом Игнатием (по рождению греком – см. об этом [95, с.83]); 3) переход в католицизм в 1638 г. Константинопольского патриарха Кирилла Контариса (убитого в 1639 г. мусульманами после того, как он отказался принять ислам). Некоторые греческие иерархи, напротив, склонялись к кальвинизму, как Константинопольский патр. Кирилл Лукарис, опубликованный в 1628 г. катихизис которого был составлен «в строгом кальвинистском духе <,…> произвел на Западе впечатление бомбы и стал "бестселлером" на несколько лет, выдержав много латинских, голландских, французских и английских изданий» [25, с.75].
Особенно неприятно русским было то, что приезжие иерархи-греки