перед почтой и лениво следил, как над вершиной холма потухало небо. Оно было ещё бирюзовым, чистым и гладким, как шёлк, – но уже подмигивала серебристая звёздочка над неровным силуэтом ряда изб. Вот зажёгся в одной из них свет – тёплая, жёлтая прореха в тёмном, зубчатом заборе…
Ночью его опять донимала бессонница. Так и не сомкнув глаз, на рассвете он оделся и вышел на крыльцо.
Было раннее, холодное утро осени. Шёл пар от дыхания. Дощатый забор взмок и потемнел от росы, а трава перед домом была усыпана крупным, тяжёлым жемчугом. Чуть отсвечивал у реки серый, будто покрытый извёсткой, луг. Соседский парень, тракторист, выскочил из хаты в трусах и легко несёт свое большое, белое тело к реке – бежит по лугу: теперь, должно быть, ступни его огнём жжёт роса, секут холодные стебли травы и – по мере того как остывают ноги – во всем теле разливается блаженное тепло. Дорожка темных следов, оставленных бегуном, обрывается у реки, которая парит так, будто кто её подогревает и она вот-вот закипит. Парень бросается в ключевую воду и, ошпаренный восторгом, крутится волчком, колотит по воде руками, вздымая каскады волн и тучи брызг. Над рекой стоит стон и рёв.
Выйдя из воды, он жестоко растирается полотенцем, – и, надо думать, всё тело его горит пламенем и грудь распирает от радости жить. Потом он бежит обратно, а случайно подсмотревший всё это горожанин поглядывает на его розовое тело и слегка завидует его мимолётному счастью. И вспоминает, как в прошлый приезд свой стал свидетелем драмы: тракторист, напившись, поколотил жену – и та одно время скрывалась у тётки, зарёванная, с подбитым глазом. И думает: где же истинное нутро человека? В том, что он наблюдал сейчас, или в том, что было тогда? И что значат в человеке – венце творения! – те тёмные, необузданные силы, которым отворяет двери выпивка? Ведь если они, в конце концов, вырываются, – значит они есть, они существуют? И как тогда быть, если…»
Тут я очнулся. Кто-то дёргал дверь, стучал в неё, слышались бормотание старухи и звук знакомого голоса. Вот чудеса – я даже звонка не услыхал!
Я кинулся открывать: в дверях стояла Татьяна, за ней – словно сама по себе, в папиросном дыму висела улыбка соседки. Бормоча извинения (Тане) и слова благодарности (соседке), я подхватил нежданную мою визитёршу, втянул в комнату, снова притворил дверь.
– Ты что это? Не открываешь мне? Это почему же?.. Ну ладно. Хорошо, что ты дома.
Во мне в причудливый коктейль перемешались нечаянная радость видеть её и сожаление, что в таком месте прервалась, споткнулась моя работа – я пробормотал:
– Да ведь мы как будто назавтра…
– Как?! Ты меня гонишь, что ли, нахал? Ведь я не помешаю твоему дурацкому занятию. Ты прекрасно знаешь, что не помешаю.
–?! – Я смотрел на неё в онемелом восхищении.
– А может, ты ждешь другую?
–?!
– Имей в виду – я ведь не прощу