выглядывая из скворечника, дразнил ее мяуканьем.
Ветер синим крылом отворил ставни туч,
И запела душа, распахнувшись.
Мне щекочет в носу озорник яркий луч
И смешные рисует веснушки.
Солнцем залит весь мир и мечтой озарен,
Пахнет чем-то забытым и нежным,
А под шубой сугроба до лучших времен
Притаился, я знаю, подснежник…
22 марта, на Сороки, или Жаворонки, бабушка пекла пышки из белой муки в форме птичек с глазками. Это такая народная традиция. Еще считалось, что праздник совпадает с ее днем рождения. Вроде как. В старину в деревнях детей-то рожали кучу, и неграмотные родители, замотанные беспросветным трудом и нуждой, даты рождения своих отпрысков и не запоминали, а подойдет срок метрику выписывать, называли примерную. Бабушкина мать вспомнила: когда Настюха появилась на свет, снег еще кое-где лежал, кажется, дело было на Сороки. Ну и записали 9 марта, 22-го по новому стилю.
И вот мы с бабулей в этот день отправлялись на луг зазывать жаворонков, жаворат. Выбирали проталинку посуше, подбрасывали сдобу вверх и закликали весну – пели закличку:
Жаворонки,
Жавороночки,
Прилетите к нам,
Принесите нам
Лето теплое,
Унесите от нас
Зиму холодную;
Нам холодная зима
Надоскучила,
Руки, ноги
Отморозила.
Жаворонок, жаворонок!
На тебе зиму, а нам лето!
На тебе сани, а нам телегу!
Ну или типа такой. Тёня для такого обряда не годилась по причине отсутствия напрочь музыкального слуха. Честно говоря, и я, и бабка тоже певицы те еще, но жаворонки таки прилетали. Я ведь правда верила, что если мы с бабушкой не поколдуем, то и эти певцы не прилетят, и весна не наступит. У теть Наташи просто руки вверх не поднимались из-за полиартрита, она бы жаворонка вверх и не подбросила. Подброшенных «птичек» порой поймать не удавалось – падали в лужи, это ничего, настоящие птички поклюют. Уцелевшими мы бабы-Настин день рождения и отмечали. С Галькиным молоком. Чай у нас не пили…
Мои луга
После того, как мы позвали весну, она наступала стремительно: каждое утро я бегала на луг за садом проверять, что за ночь изменилось: вот мать-и-мачеха распушила своих желтых цыплят, вот гусиный лук усеялся звездочками на тонких стебельках. А вдоль ручья, под ракитами, подернувшимися светло-зеленой дымкой молодых листочков, прятались мои заветные местечки, где росли белые пролески, всего несколько штук. Я туда пробиралась еще по снежной каше: полюбоваться на коричневато-зеленые проростки, торчащие, как птичьи клювики, они ведь так стремительно растут, пробившись сквозь прошлогоднюю листву и остатки снега, что надо успеть застать все фазы до появления нежных бубенчиков. Когда цветочки раскроются – такая радость в душе, оттого что весна пришла, и хочется, чтоб подольше цвели