меня на работу взяли, не в сам Газпром, но есть дочернее предприятие. Познакомилась с девушкой одной, тоже приезжая. Нашли мы с ней квартиру и стали снимать на двоих. Вообщем, чтоб тебя не утомлять, появился у меня там мужчина. Москвич, старше меня на двадцать один год, с квартирой. Многие наверное, осуждают: папика нашла. Но он мне нравился, действительно, нравился. Чувство юмора его нравилось, что он начитанный, разбирается в искусстве, в фитнес – клуб ходил, современный такой. Мне с ним было интересно.Сначала.
Даша грациозно закинула тонкие руки за голову и потянулась.
– Вот, рассказываю, а тебе может и не нужен мой сторителлинг.
– Да нет, нормально.
Я дико стеснялся, но было очень лестно, что взрослая девушка рассказывает мне, малолетнему дрыщу о своей жизни, словно я ее близкий друг.
Такие девушки не от мира сего. Они падают откуда – то в эту жуткую действительность, едят фрукты, стараются не есть мяса, потом грубеют, привыкают, потому – что деваться некуда.
– цветы, рестораны. Однажды я краем уха услышала, он с другом разговаривал, что вот, ему такая и нужна, молодая, у которой мозги не засраны, можно слепить что угодно. Я не придала особого значения. Пока это не стало проявляться на деле. Что значит слепить или внушить что угодно? Никаких детей, категорически! Жить только в удовольствие, для себя. Цинизм – наше все. Любой поступок, свой ли, чужой сводился к материальной выгоде.Все нормальное в человеческом плане высмеивалось.
А потом, вообще, пандемия началась жесткая. Нас сначала на удаленку перевели, а позже, прикинь, сократили. Вот тут я и увидела его настоящее лицо. Маски сброшены. Оказался настолько мелочен, жаден, экономили на всем буквально, на еде. Хотя он человек довольно обеспеченный. Но тут, я сок куплю: ты мне дорого обходишься. Постоянно вот это. Мне надоело в определенный момент. Собрала вещи, ушла сначала к подруге с которой квартиру снимала. А сейчас решила домой, хватит. Родители настаивают, чтобы я доучилась в универе. Посмотрю, скорее всего, да, буду заканчивать. Слушай, а пойдем кофе себе еще нальем.
Даша улыбалась. Кажется, ей стало легче, от того, что она выговорилась. Моя скованность прошла, я тоже ощутил легкость и беззаботность. Наверное так действует дорога.
Мы взяли кофе у проводницы, развели картофельное пюре, я достал остатки огурцов. Мы ели, смотрели Тикток и смеялись на весь вагон.
– О, нет, только не Майнкрафт! Самая тупая игра, которую я знаю. – Кричала Даша, пытаясь отнять у меня телефон. От ее волос пахло одуванчиками.
На станции Даша предложила выйти, прогуляться. Я нерешительно стоял в тамбуре.
– Выходи, разомнись. – Одобрительно кивала проводница. – Не скажем матери. Только не далеко.
Я спрыгнул с лестницы. Мы гуляли по перрону, пока нам не крикнули:
– Заходите, а то останетесь.
Поздно вечером Даша пошла спать к себе в купе. Я тоже лег, думая о Даше. Так весело я еще никогда не проводил время. Если бы мне было восемнадцать, я бы женился на ней. Потом я подумал о старом кроте, с которым она жила в Москве. И хоть бы она не вернулась к нему,