уже виднелась желтоватая луна, освещавшая осенний больничный дворик.
– А на прошлой неделе чудак батарейку проглотил, так наши девчонки всей операционной бригадой с хирургами пели песню про то, что «у любви у нашей села батарейка», – хохотали женщины.
«Больничные байки, приятный ужин, чего ещё надо?» – думал, придя в себя, сытый и от того довольный доктор. И тут внезапно Иван Арнольдович почувствовал непреодолимое желание идти в кабинет, хотя ни звонка из приемного покоя, ни шагов пациентов за дверью не было.
Пройдя обратно по пустому коридору и зайдя в кабинет, он оценил обстановку и, не найдя ничего интересного, засобирался было возвратиться в тёплый спасительный очаг медсестринской, но тут в дверь тихонько, скорее даже осторожно, постучали.
«Ну вот, опять поскребыш явился, не запылился», – таким недобрым именем Иван Арнольдович называл пациентов, которые минуя приёмник, шли напрямую к нему, то ли по чьему-то совету, то ли исходя из собственного богатого опыта предыдущих поступлений.
Дверь заскрипела и в комнату всплыла бледная фигура в черном. Общую мрачность шёлковой рубашки и штанов разбавляла старомодная жилетка с алыми вставками.
«Ну, пижон», – ухмыльнулся про себя врач, со вздохом открывая журнал пациентов.
Общий вид посетителя казался крайне удрученным.
– Дофтор, доброво вецева.
– И Вам не хворать. Что привело?
– Твагедия! Фозле фовот кто-то раффыпал чефнок, и я так подпвыгнув, что фрезался жубами об фетку дерева!
– У Вас, что, такая сильная аллергия на чеснок?
– Фильнейшая неперенофимость! Однофначно!
– А на анестетики такой аллергии нет?
– Да, то есть, нет! Только чефнок и севебво.
– Всё бывает. Ваши фамилия, имя, отчество, год рождения?
– Мафк Францифкофич Кевн, тыфяча пятьфот, тьфу, дефятфот фемьдесят вофьмого года…
Иван Арнольдович с интересом осмотрел пациента. Бледноватый, вероятно анемия, глаза чёрные, как угольки, выражение лица страдальческое. Худощав, даже астеничен, пульс прощупывается с трудом, давление аппарат с первого раза измерять отказался, со второго показал 60/30 мм рт. ст. – с таким даже не встают, не то, что сидят на стуле, горестно подпирая щеку. Да ну её, эту технику – вечно чудит!
Доктор усадил несчастного Марка в стоматологическое кресло. Общее состояние ротовой полости было санированным – ровный ряд мелких белоснежных зубов, среди которых как дыры в заборе смотрелись наполовину выбитые клыки, а также единично, двойки и четвёрки.
– Да… Вам не особо повезло. Ну ничего, сейчас всё исправим!
Иван Арнольдович позвонил медсестре, и вместе они принялись за работу. И вот в почкообразном лотке оказались обломки былого зубного великолепия. Пациент сидел недвижим, казалось, что даже сердце его перестало биться, однако дыхание было ровным и спокойным. Хорошо, что он не видел всю бурю эмоций под маской доктора, ведь когда Иван Арнольдович работал, он непроизвольно стискивал зубы