на троне», обусловленная волей большинства Боярской Думы, есть, в сущности, избрание верховного правителя. Поэтому «воцарение» Владимира Старицкого создавало прецедент, открывая возможность установления нового порядка замещения царского стола, основанного не на наследовании, а на избрании, т.е. порядка, схожего с тем, который существовал тогда в Польско-Литовском государстве213.
Известно также о том, что «Ефросинья охотно покровительствовала иноземцам, что две ближних ее боярынь были немками». Нетрудно догадаться, перед какой незавидной перспективой оказалось бы Святорусское царство, взойди на трон Владимир Старицкий, находившийся под сильным влиянием своей матери – женщины властной, всеми фибрами души ненавидевшей московское самодержавство. Но они разрабатывали и второй вариант плана, предусматривающий передачу московского престола «чужому царю», которого не следует смешивать с князем В. А. Старицким. В.Д. Королюк ищет «чужого царя» на Западе, в Литве и Польше, полагая, что появление его на московском престоле означало бы нечто подобное унии Руси с Польско-Литовским государством. Так открывается иноземный элемент в мартовском мятеже 1553 года. В этой связи существенное значение приобретает догадка А.Л. Хорошкевич о том, что «конфликт 1553 года» был инспирирован «агентами Сигизмунда Августа». Возможно, А.Л. Хорошкевич несколько преувеличивает роль польских агентов в событиях марта 1553 года, но без их работы вряд ли могла возникнуть идея «чужого царя в царство ввести».
Таким образом, «перемена лица на троне» была бы не столь безобидной, как кажется Р.Г. Скрынникову. Произойди она, существенным образом изменился бы вектор религиозной и политической истории России.
И если говорить о непосредственных результатах мартовского мятежа 1553 года, необходимо отметить, что этот мятеж, несмотря на неудавшуюся попытку смены властителя на троне, заметно ослабил власть царя Ивана, а власть так называемых советников его, деятелей Избранной Рады, напротив, усилил»214.
Как случилось так, что заговорщики не смогли утаить шило предательства в мешке госпереворота? Считается, что об этом стало известно случайно. Летом 1554 года, то есть через год с небольшим после событий с болезнью Грозного, пытался бежать в Литву активный сторонник Старицких князь Семен Лобанов-Ростовский. Вместе с ним пытались бежать к польско-литовскому королю другие его родственники: «Пойманный князь показал, что с ним хотели ехать такие же полоумные ростовские князья Лобановы и Приимковы и иные клятвопреступники. Здесь же упомянут Андрей Катырев-Ростовский. Царь распорядился создать следственную группу из 11 человек. В нее вошли боярин Мстиславский, Иван Васильевич Шереметев, Дмитрий Иванович Курлятев, Михаил Яковлевич Морозов, Дмитрий Федорович Палецкий, окольничий Алексей Адашев, постельничий Игнатий Вишняков, окольничий Алексей Адашев, постельничий Игнатий Вишняков, казначей Никита Фуников, дьяк Иван Висковатый. Многие из перечисленных окажутся в новом заговоре против Грозного»