из реплик на полях книги и воспоминаний старожилов, черт, как ему и полагается, оказался капризным и непокорным послушником. Не реже раза в неделю он пытался бежать из монастыря, распевал вместо молитв похабные песни, пьянствовал так, что несчастные монахи вынуждены были прятать от него вино и запирать погреба, чего раньше никогда не делали. А еще строил глазки крестьянке по имени Василиска, которая возила в монастырь деревенское молоко. Впрочем, эта неугомонная женщина заслуживает отдельного исследования…
Дабы обуздать дурной, строптивый нрав своего подопечного, настоятель монастыря усадил его переписывать жизнеописания музыкантов артели и пообещал, как будто, что когда тот закончит, то сможет выйти на волю…
Правдивость этой истории, конечно, сомнительна, но спустя несколько недель после того, как наш редактор занялся изучением библиотечного богатства монастыря, он обнаружил в одной келье новые рукописи! Они были замурованы в стену (некоторые камни вынимались замысловатым движением) и написаны были тем же угловатым и зловещим почерком, что и истории о музыкантах.
Эта находка противоречит истории о запертом в монастыре черте: выходит, что писал он не только по принуждению и ради освобождения – в новых рукописях нет комментариев настоятеля и по всему видно, что никто из монахов их не видел и не читал.
В отличие от историй о музыкантах, в тайных этих рассказах нет единого стержня. Многие из них основаны на историях из библиотеки, на документах из подвала, сдобренных притворно нескромными и не всегда приличными выдумками, и объединяет их все главный герой – автор, ерничающий по любому поводу, лезущий в текст, как назойливый сосед, высмеивающий читателя самым хамским, самым нахальным образом. Автор редко удерживается от едких отступлений!
Как и истории о музыкантах, рассказы сопровождаются авторскими рисунками, но лишь очень немногие возможно опубликовать в печати – не скованный надзором настоятеля в личных рассказах черт позволяет себе рисовать куда больше, чем должен приличный человек…
Цензура вообще оказалась неблагосклонной к рассказам Чорта (редакции неизвестно, почему именно таким образом к нему обращается настоятель, но мы вынуждены довериться этому единственному человеку, который знал автора лично). Из тридцати шести рассказов о музыкантах, подготовленных к печати редакцией «Котов-колдунов», цензурная палата одобрила шесть! Еще четыре рассказа подверглись серьезному и в какой-то степени разрушительному вмешательству редактора и были одобрены после того, как оттуда изъяли жестокие насмешки над религиозными культами (и это в произведении монаха!) и основами монархической власти. При том, что в цензурную палату поданы были лишь самые невинные из рассказов!
Примерно та же история произошла и с тайными рассказами из стены – для удовлетворения цензурных чиновников редакция вынуждена была допустить некоторые пропуски в текстах. Пропуски эти подчас имеют значительное смысловое