не верили, а верили каким-то бумажкам, в которых неизвестно что было написано! Через годик, через два… Легко им говорить, а что ему делать эти два года? Поступить в институт, как советовала переживавшая за него Тоня, и слушать изо дня в день лекции в компании девчонок?
– У нас не только девчонки, есть и парни, – возразила ему Тоня.
– Парни должны в армии служить, – Гриша был категоричен.
– Что, все что ли? – Тоня едва сдержала улыбку.
Они с Гришей прогуливались по Цветному бульвару перед тем, как отправиться в «Форум» смотреть «Весёлых ребят». О билетах Гриша позаботился заранее, отстояв длиннющую очередь, чуть ли не двумя плотными кольцами обнимавшую прямоугольное здание кинотеатра.
– Все! – отрезал Гриша. – Как можно не хотеть служить в армии? – недоумевал он. И с презрением подумал о ненавистном не только ему, но и всем ребятам Троицкой улицы Шурке Шишкове, который боялся армейской службы, как огня. Вот он-то и определился в институт. А теперь Тоня – Тоня! – предложила и ему нечто подобное, невольно уравнивая его с Шуркой! Такой удар по самолюбию Грише пережить было трудно.
– Если все будут военными, то кто же станет лечить людей, строить дома, писать книжки? – задала резонный вопрос Тоня. – Кто тогда написал бы так понравившиеся тебе «Как закалялась сталь» или «Тихий Дон»?
Гриша слегка поумерил пыл, согласился нехотя, что, конечно, не все должны быть военными, но он – непременно должен!
– И будешь! – убеждённо сказала Тоня, беря его под руку. – Вот выздоровеешь окончательно и поступишь в своё лётное училище!
– Авиаучилище, – поправил её ободрённый уверенностью девушки Григорий.
– Вот и хорошо, – Тоня ещё теснее прижалась к нему.
Они как раз в это время проходили неподалёку от многоэтажного дома, фасад которого выходил на бульвар. Под аркой его и напали на Тоню два негодяя…
Она опустила голову, замолчала, улыбка сошла с её губ. Гриша скосил глаза на арку, где и днём царил зловещий полумрак…
Они остановились и молча, смотрели друг на друга. А потом Тоня сказала:
– Пойдём скорее, холодно. Да и на сеанс можем опоздать.
И хорошо утоптанная дорожка заскрипела под их скорыми дружными шагами. Стоял морозный декабрь.
В канун нового, 1940 года, Гриша собрался, наконец, сделать Тоне предложение. Вот только подходящего момента ему всё не предоставлялось для этого. На улице во время прогулки – холодно. В кино – слишком людно, а дома у Тони он чувствовал себя как-то сковано и опасался, что в самый неподходящий момент в комнату войдут родители Тони. Но и откладывать объяснение не было более никакой возможности. Как-то раз, попав на вечеринку с Тониными однокурсниками, он воочию убедился, каким повышенным вниманием пользуется она у мужской её части. И это ей льстило! Ревнивым взглядом Гриша отмечал, как задорно она смеётся, выслушивая очередной, пошлый, как ему казалось, комплимент от какого-нибудь студентика, при этом успевая бросить на мрачного Гришу