и у Лики на глазах выступили слезы.
– Теперь я безработная. Если узнаешь о вакансии, дай знать.
– Конечно.
– Ладно, пока, – сдавленно пробормотала Лика и отключила телефон.
В салоне «ауди» стало жарко, Лика чуть приспустила стекло, подставила лицо холодному потоку и утерла ладонями слезы. Совсем ты расклеилась, старушка, обозвала она себя и сорвала машину с места.
… Цезарь сонно ткнулся лбом Лике в колени.
– Соня, – ласково пожурила она пса. – Всех воров проспишь, охранник.
Это было преувеличение. Воры их закрытый дачный поселок обходили стороной.
Анжелика надела на пса ошейник, пристегнула поводок и вывела со двора. Пока закрывала калитку, Цезарь взвизгнул и рванул поводок.
– Стой, – прикрикнула Лика и недовольно оглянулась. И вздрогнула от неожиданности, обнаружив рядом с собой долговязую фигуру.
– Тьфу, Ахромеев, напугал, – в сердцах сказала Лика.
– Что, нервишки сдали? – оскалился неожиданный гость.
– Ахромеев, ты приехал поиздеваться? – тут же заняла оборону Лика.
– Над тобой поиздеваешься, как же, – простужено прогудел Ахромеев. – Давай, прогуляемся.
– Давно ты здесь?
– Ты же мимо меня проехала.
Лика покачала головой. Как это она не обратила внимания на заснеженный УАЗ «Хантер» под забором?
Ахромеев повернулся к Лике спиной и, кутая горло шарфом, направился в сторону от дома. И у Лики не осталось выбора. Как всегда, когда она имела дело с Ахромеевым.
Волоча ноги, она потащилась за бывшим мужем.
Минут десять они топали молча.
Дойдя до трассы, Ахромеев остановился.
– Сколько я тут не был? – спросил он, повернувшись к Лике.
Лика подняла лицо и посмотрела снизу вверх. Невозможно, подумала быстро, – невозможно, чтобы ничего не изменилось. Не позволительная роскошь в ее положении. И не такая она дура…
– Два года, – сделав над собой усилие, ответила Лика и обругала себя идиоткой.
Все эти романтические сопли – для тургеневских барышень. Это она точно знает, сколько лет прошло, месяцев и дней. Только минуты не подсчитала. А Ахромеев занят государственными делами, ему не до розовых соплей…
Они помолчали, глядя на беснующегося Цезаря, не подозревая, что в этот момент оба переживают схожие чувства – боли и сожаления.
Воспоминание кольнуло Ахромеева прямо в сердце.
Оказывается, он помнит здесь каждую тропинку, помнит, как все начиналось, помнит дрожь, которая охватывала его от любого случайного прикосновения к Лике. Разница между ними в том, что он хочет все вернуть, хочет продолжения… А она? На самом деле не хочет его или просто злится? Ахромеев много бы отдал, чтобы ответить на этот вопрос.
– Значит, Цезарю уже четыре года? – странным голосом спросил Ахромеев.
Лика лишний раз убедилась, что она права.
– Значит, – односложно подтвердила она.
Ахромеев достал пачку разовых платков, извлек один и вытер нос.
– Ладно, давай к делу, – прогундел он, и лирическое