жесты и привычки, через всю свою прожитую жизнь перешагнёт, чтобы войти в чужую жизнь. Скажет: «я – это ты». И станет им. И вот тут-то прорвётся наружу внутренний монолог того, в чей образ вошёл актёр. И он либо выдаст себя, либо, напротив, оправдает.
Тогда, прочитав книгу и сравнив её со сценарием, Иван Касаткин понял, что в киносценарии не было главного – актрисы в предлагаемых обстоятельствах. Его партнёрша просто закрывала глаза и видела на своём внутреннем экране сцены убийства. А у него был текст: «этот ваш метод». Однако же, это метод экстрасенса, а не актрисы. Сценарист, вероятно, посчитал метод, предложенный автором в книге, чересчур экстравагантным.
Странно, почему Иван вспомнил обо всём этом здесь и сейчас, на берегу моря, в курортном городе Сочи.
Казалось бы, он должен вспоминать крайний период своей жизни, со всеми этими перипетиями – Севка, его предательство и неожиданная смерть, затем своё неадекватное поведение, скандал на репетиции, отъезд в Сочи….
А он думает не о своей нескладной жизни, а о магии театра, как будто специально сбежал сюда, чтобы насладиться своим расследованием – в чём именно заключается эта магия.
– На берегу пустынных волн
Стоял он, дум высоких полн… – пробормотал Иван.
Однако сам он не стоял, а возлежал на деревянной кушетке под пляжным зонтом.
– И вдаль глядел, – услышал он вдруг продолжение «Медного всадника».
– Пред ним широко
Предстало море, но ему
На море было одиноко.
Фантазия на тему моря и одиночества, да притом ещё заявленная, как продолжение «Медного всадника», была произнесена негромко, но с чёткой артикуляцией хорошо поставленного голоса.
Иван встрепенулся, сел на своём топчане, и уставился на даму лет пятидесяти, в пёстром сарафанчике, сидевшую рядом в шезлонге.
– Это вы декламируете тут? – спросил он.
– Ну, я. А что? Вам можно, а мне нельзя? – обиделась дама.
Иван заметил, что отдыхающие на соседних шезлонгах и топчанах начинают обращать на них внимание, и понизил голос:
– А почему вы решили, что мне одиноко?
Дама последовала его примеру и так же тихо ответила:
– Прошу прощения. Вошла без стука в вашу душу и мне стало очень холодно. Захотелось сказать: у вас впереди ещё очень много счастливых дней.
Иван изучающе посмотрел на собеседницу. Узнала его? Будет автограф просить? Нет, не похоже. Поклонницы – и молодые, и престарелые – выглядят и ведут себя иначе. К тому же поставленный от природы голос, чёткая речь…. Да и взгляд серьёзный, вдумчивый. Не говоря уже о способности к стихосложению в подражание Пушкину. И потом – «вошла без стука в вашу душу»…. Это что ещё?
– Будьте так любезны, – со всей вежливостью обратился он к даме, – не будете ли вы столь добры разъяснить – каким таким образом вы входите в чужие души?
Собеседница усмехнулась:
– Буду любезна. Объясню. Одномоментно сбрасываю свою жизнь,