кто, кому какое место занять и не завёлся ли в камере стукачок…
Свет в помещениях слегка приглушён, но это вовсе не повод, чтобы просто валяться на нарах…
Время от времени по тюремному коридору проходит контролёр-надзиратель, и тогда шум за решёткой стихает, но как только дежурный скрывается за блоковой дверью, всё начинается заново: шорохи, гомон, пересуды-разборки, тихое чавкание, торговля заныканной неучтёнкой…
Такая «вакханалия» продолжается до утра. С наступлением рассвета утомлённые делами сидельцы ложатся, наконец, спать…
В нашей камере ночь с пятницы на субботу проходила на удивление тихо.
Я пребывал в полудрёме, чётко по схеме, как обучал меня Михаил в ещё не свершившемся будущем. Вроде бы ничего сложного, но чтобы заставить себя не провалиться в сон глубже, чем надо – для этого нужны тренировки. В течение, как минимум, года. В двухтысячных у меня этот год был. Но, по иронии судьбы, применять полученные знания и умения пришлось в 82-м, здесь и сейчас, когда даже вспомнить, как правильно расслаблять мышцы, думать, дышать, не так уж легко. В первую ночь это сделать не удалось, во вторую получилось процентов на семьдесят, в нынешнюю оставалось надеяться, что всё пройдёт более-менее гладко.
Чувство опасности проявилось в мозгу примерно в четыре утра. Внутренние часы тикали бесперебойно, и это помогало сознанию удерживаться на самой границе между явью и сном.
Лёгкое движение возле койки я ощутил боковым зрением через неплотно прикрытые веки.
Около ног – Чуря, ближе к башке – Шатун. В руках у последнего то ли подушка, то ли свернутое в комок одеяло. Оба замерли перед шконкой, немного присев-пригнувшись.
Будут меня кончать или пока только попугать решили?..
Нет, пугать – это вряд ли. Чтобы просто пугать, шкериться ни к чему…
А раз ни к чему, то и я стесняться не буду. Отвечу по полной программе…
Чтобы поджать ноги, хватило мгновения. Ещё столько же, чтобы их резко выпрямить. Жаль только, что без ботинок, но даже и так вышло неплохо. Получив пятками в лоб, Чуря отлетел к умывальнику.
Шатун оказался ловчее. Оправдывая собственную кликуху, быстро шатнулся в сторону, швырнул в меня одеяло и подхватил стоящую около нар табуретку.
Увернуться от летящей в голову мебели мне едва удалось. Я себе чуть руку не вывернул, ухватившись на спинку кровати и рванув своё тело к стене. Но – нет худа без добра – тут же, оттолкнувшись на амплитуде от койки, бросил его вперёд, подпрыгнув как мячик и целя обеими ногами в разинувшего пасть урку.
Под пятками что-то хрустнуло. Шатун рухнул, словно подкошенный. Я брякнулся следом и, кое-как сгруппировавшись, откатился к двери. Вовремя! Недобитый первым ударом Чуря метнулся ко мне, сжимая в руках что-то острое. От примитивной заточки меня защитил попавшийся под руку табурет, а в следующую секунду я просто обрушил его на «пацана». Табурет треснул прямо посередине сидушки. Истошный вопль попытавшегося было закрыться Чури слышали,