Когда подошли совсем близко, стало видно, что это не только строения, но и вокруг каждого был небольшой, в большинстве неправильной формы участок земли, огражденный кривым забором, а за ним, как правило, из обпила сооруженный навес для дров, небольшой короб для угля и туалет, который здесь называют уборной.
Кое-где виднелись низкие сарайчики, возле которых копошились грязно-серые куры. Сами хибарки имели странные формы, друг на друга не похожие. Стены, сделанные из чего угодно, у кого-то это были старые, ничем сверху неприкрытые шахтные деревянные затяжки, добытые тут же, на терриконе, были лачужки, беленные известью, из-за которой местами проступала коричневая глина, встречались постройки из самана. Окнами служили куски стекла, вмазанные прямо в стены. Деревянные, почти плоские крыши покрыты прорезиненным брезентом из отслуживших свой срок шахтных вентиляционных труб. Улиц в привычном понимании не было. Домишки располагались вдоль узких кривых проходов и по одному из них молча шли в глубь поселка мы с Галей. В некоторых местах проход раздваивался, а иногда пересекался с другим проходом.
Наконец со словами: «Вот мы и пришли», Галя остановилась у перекошенной калитки. Просунув руку в щель, открыла ее и прошла в маленький дворик.
– Проходи, будь как дома. – Галя закрыла калитку и посмотрела в мои глаза. Что она в них увидела, не знаю, но посерьезнев спросила:
– Обалдел?
Я неопределенно пожал плечами. Выразить словами впечатление от увиденного я бы не смог, да и не хотел. Галя открыла дверь и, пропуская меня вперед, предупредила:
– Пригни голову и так двигайся к столу, а дойдешь, сразу садись на табурет. Эта хижина не рассчитана на великанов, а для нас с мамой этой высоты вполне достаточно.
Я молча пробрался и сел.
– Сейчас будем пить чай.
Галя поставила на электрическую плиту чайник, зазвенела посудой, накрывая на стол, и при этом рассказывала историю своей семьи.
– Раньше мы жили в Полтавской области, в деревне. Я часто вспоминаю наш дом, он был просторный с большими окнами, с голубыми наличниками, с красной крышей и белыми-белыми стенами. Мне он казался огромным замком. Вокруг дома росли вишни, яблони, груши, абрикосы и еще какие-то деревья. Весной, когда сад зацветал разноцветными цветами все было как в сказке. Я никогда не думала, да и не могла подумать, что мне придется оттуда уехать и жить здесь, в этих условиях. Потом, когда я стала старше, мама рассказывала, что наш совхоз упразднили, а все хозяйство передали на укрепление соседнему колхозу. О чем они там думали, я не знаю, но колхоз не укрепился, а наше хозяйство развалилось, технику перевезли в соседнее село, туда же переехали специалисты и наш поселок оказался никому не нужным, то есть неперспективным. Вначале закрыли больницу, потом школу, а потом сам собой закрылся единственный магазин, возить сюда продукты стало невыгодно. Людей на работу в колхоз и назад возили на крытых брезентом грузовых машинах. Когда мне исполнилось семь лет и пора было идти в школу,