тогда ещё не существовало. Книга начиналась со стихов, в которых высказалось отношение к поэме «Двенадцать» (их Гиппиус впоследствии назвала «Блоку Дитя, потерянное всеми…»):
«Я не прощу. Душа твоя невинна,
Я не прощу ей – никогда…»
Блок книгу прочёл и послал её автору свой ответ:
«… нас разделил не только 1917 год, но даже 1905-й, когда я ещё мало видел и мало сознавал в жизни…
Неужели Вы не знаете, что "России не будет "так же, как не стало Рима – не в V веке после Рождества Христова, а в 1-й год I века? Также не будет Англии, Германии, Франции. Что мир уже перестроился? Что "старый мир" уже расплавился?»
Немного позднее этот прозаический текст был подкреплён стихами:
«Женщина, безумная гордячка!
Мне понятен каждый ваш намёк,
Белая весенняя горячка
Всеми гневами звенящих строк!
Все слова – как ненависти жала,
Все слова – как колющая сталь!
Ядом напоённого кинжала
Лезвие целую, глядя вдаль…»
Завершались эти стихи удивительно точным предсказанием:
«Страшно, сладко, неизбежно, надо
Мне – бросаться в многопенный вал,
Вам – зеленоглазою наядой
Петь, плескаться у ирландских скал.
Высоко – над нами – над волнами, —
Как заря над чёрными скалами —
Веет знамя – Интернационал!»
Александр Блок предсказывал Зинаиде Гиппиус её грядущую эмиграцию.
А Владимир Маяковский в это время снимал кинокартину о том, как некая кинематографическая балерина, в которую те-рой фильма был безумно влюблён, ускользала от него и оказывалась в недоступном для всех прочих мире Кино.
Тем временем вызванный на совещание в военный наркомат контр-адмирал Щастный приехал в Москву В ВЧК уже знали, что командующий Балтийским флотом везёт с собой портфель документов, свидетельствующих о связях вождей большевиков с кайзеровской Германией. Троцкий потом сказал на суде:
«– Вы знаете, товарищи судьи, что Щастный, приехавший в Москву по нашему вызову, вышел из вагона не на пассажирском вокзале, а за его пределами, в глухом месте, как и полагается конспиратору. И ни одним словом не обмолвился о лежащих в его портфеле документах, которые должны были свидетельствовать о тайной связи советской власти с немецким штабом».
Эти слова наркомвоенмора свидетельствуют о том, что к командующему флотом большевики приставили филёров, следивших за каждым его шагом.
Как бы там ни было, но в военный наркомат Алексей Щастный явился, и его принял народный комиссар Лев Троцкий. Между ними тотчас вспыхнул спор, и контр-адмирал по распоряжению наркома был арестован и отправлен в Таганскую тюрьму. Чуть позднее было объявлено, что Щастный задержан «за преступления по должности и контрреволюционные действия».
Вожди большевиков явно перепугались решительного