ни того или ту, кто его надорвал! Женщина? мужчина? – понятия не имею, уже не помню…
– Похоже, сегодня вечером у всех с памятью нелады. Но, как бы там ни было, нам пора приступать к расследованию, и на данный момент воспоминания разных людей – единственные факты, которыми мы располагаем. Все как у вас – вам ведь тоже приходится с чего-то начинать психоанализ, вы тоже довольствуетесь немногими и даже приблизительными воспоминаниями, да еще к тому же свидетельских показаний не проверяете, вы всегда выслушиваете только одну сторону, и виновных вам найти несложно, они всегда одни и те же: родители, отец и мать. Но насчет нас не беспокойтесь, нами движет лишь стремление к истине, и потому мы на этом не остановимся. И хотя эти немногочисленные воспоминания говорят, к сожалению, не в вашу пользу, мы нимало не сомневаемся в том, что в ходе дальнейшего расследования обвинение с вас будет снято. Не волнуйтесь, это, несомненно, всего лишь вопрос нескольких часов, и завтра вечером вы уснете в своей постели.
– И секунды лишней здесь не останусь, об этом речи быть не может, я возвращаюсь домой.
– Успокойтесь, доктор Пюиг. Не надо дергаться. В полицейском участке так себя не ведут.
– Да что вы делаете? Что это значит? Снимите с меня наручники.
– Ничего особенного не делаем: вы разгорячились, на вас надели наручники. В жизни не все и не всегда что-нибудь значит.
– Вы превышаете свои полномочия.
– Ничего мы не превышаем, всякий подозреваемый может быть задержан, таков закон. А вы, к сожалению, сейчас под подозрением.
– Вы совершаете грубую ошибку Я хочу видеть адвоката. Я требую адвоката.
– Еще раз повторяю: успокойтесь. Но то, что вы требуете единственной вещи, на которую отныне имеете право, очень хорошо, вот видите, не так уж трудно договориться. Только пусть сначала ночь пройдет – говорят, утро вечера мудренее. Ах да, чуть не забыл! Какой у вас размер?
– Размер чего?
– Какой у вас размер пиджака?
– А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Еще раз повторяю: здесь вопросы задаем мы, придется вам с этим смириться. Ваш размер пиджака?
– Пятьдесят второй.
– Так я и думал. Ну, желаю вам хорошо выспаться. Может, к утру что-нибудь припомните… мало ли, сны ведь такая штука, вы же их анализируете?
Ева Мария закуривает. Витторио ей обо всем рассказал. Точно и подробно, как человек, привыкший к сбивчивости диалогов. Она выслушала его длившийся около часа рассказ. Обычно около часа говорила она сама, а он слушал. Вот ведь как иногда в жизни меняешься ролями, думает Ева Мария. До нее доносятся звуки бандонеона[2]. Эстебан поужинал. Скоро уйдет. Ева Мария кладет сигарету в выемку на бортике пепельницы. Лезет в карман штанов. Вытаскивает связку ключей. Три ключа и брелок – тоже в виде ключа. Ева Мария смотрит на эти четыре ключа. Один из них – самозванец. Она улыбается. Витторио глазам своим не поверил, когда увидел их на другом краю стола. На правильном краю стола в этой чертовой комнате свиданий. Слишком прекрасно, быть такого не может.