при использовании различных форм «насыщенного повествования» путем обращения к более широкому контексту. Именно подобный подход, как уже указывалось, позволяет увязать опыт, восприятие, представления и действия со структурами и процессами [Людтке, 1999. С. 77, 95–96, 100; Кокка, 1993. С. 180, 182–183, 186–187].
В германской историографии впервые была сделана попытка определить историю повседневности как своего рода новую исследовательскую программу, еще один исторический синтез, подобный тому, что был предпринят в свое время в «Анналах». Об этом свидетельствует вышедшая в конце 1980-х годов в ФРГ книга «История повседневности. Реконструкция исторического опыта и образа жизни», переизданная в США в 1995 г. [The History… 1995].
Существенное принципиальное отличие истории повседневности (как и социальной истории вообще) от истории структур заключается в понимании изучения истории как процесса реконструкции прошлого[9]. При таком подходе задача исследователя – почувствовать в истории повседневности то, что выражает дух времени. Необходимо показать сплав судьбы человека и времени, в котором он жил, чтобы его поступки и поведение получили историческую оценку. В силу этого основой истории повседневности манифестируются производство и воспроизводство действительной жизни, где участники не только объекты, но и субъекты истории [Соколов, 2002. С. 326–327].
Например, теорию А. Грамши, согласно которой стратификация общества воплощается в идеологию общества – вертикальную ось социального измерения, сторонники истории повседневности призывают объединить с горизонтальной осью, проходящей на уровне обыденного сознания, с изучением того, как человек через язык выражает свое положение в обществе, какая на этой основе формируется общественная практика. Не статистические структуры, а напротив, динамизм и противоречивая природа радикальных исторических изменений, производство и воспроизводство действительной жизни, где участники не только объекты, но и субъекты истории, провозглашаются основой истории повседневности [Там же. С. 327].
В целях преодоления противопоставления объекта и субъекта предлагается понимание дискурса в духе Ю. Хабермаса – как рационального диалога, свободного от власти, понуждения и идеологии. Упор при этом делается на изучение символов, способов поведения, привычек, знаков, ценностей и «маленьких традиций», переходящих от поколения к поколению. Именно на этой основе предлагается соединить кратковременные и долговременные исторические процессы, сделать историю многокрасочной, состоящей из лоскутных композиций типа рукодельных цветных ковриков – пэчворков [Там же. С. 329–330; The History… 1995. P. 49, 73–75].
Исследование повседневности позволяет увидеть длинные промежутки истории и, одновременно, разобраться в мелочах жизни. Оно также дает возможность понять культурную ментальность народов, которая сохраняется на длинных исторических промежутках, разобраться в том, как теории претворяются в практику,