«Я сам свою жизнь сотворю» Инженер. Функционер. Геннадий Вениаминович Кумохин

новогодние праздники, и мы с Никитой писали песни уже в институтских стенах. Однажды вдруг я загорелся мыслью написать стихи для рок-оперы.

      Тема тогда буквально носилась в воздухе – защита окружающей среды. И фабула была еще не избитой, но уже никак не оригинальной. Месяца два я трудился над рифмованными строчками, объединенными этой «зеленой» идеей. В них вошли с десяток песен, на манер брехтовских зонгов, речитативы, диалоги и прочее.

      Я переписал все это на рулонную бумагу для ЦПУ, получилось метров тридцать моей писанины и отдал Никите на рецензию. Реакция моего соавтора была скорее отрицательной. Может быть, виноваты были мои стихи, а может, он просто был еще не готов к такой большой работе, и идея защиты природы его «не грела».

      – Песни получились хорошие, – сказал Никита, – а вот диалоги – корявые, так люди не говорят, и положить на музыку их будет трудно. Если хочешь, переделай все разговоры, может быть, получится лучше.

      Но времени на переделку у меня уже не было. Поэтому я вздохнул, и с легким сердцем порвал мои тридцать метров виршей. Осталось всего несколько песен, которые я предварительно записал в своем блокноте.

      Цветут сады над Одером,

      Над Волгой и Днепром.

      Плывет весна над городом,

      В котором мы живем.

      Веселая, красивая,

      Зеленая Земля.

      Озера сине-синие,

      Соленые моря.

      Чтоб сад не стал пустынею,

      Не высохли моря,

      И чтоб озера тиною

      Не покрывались зря,

      Должны быть люди мудрыми,

      Идти за Землю в бой.

      Не жертвовать ни тундрою,

      Ни лесом, ни водой.

      И станет радость общею,

      И станет общей боль.

      Планету всю, как отчий дом

      Мы заслоним собой.

      Меня принимают в партию

      В последние месяцы службы в армии, весной 1975 года меня приняли кандидатом в члены КПСС. На этот поступок, меня надоумил мой приятель, разумеется, двухгодичник.

      Я вспомнил, как сетовал в свое время Алексеев, что Володе Мысливченко трудно будет вступить в партию. У меня были очень смутные представления о партии, а институтский курс «Истории КПСС» вызывал откровенную неприязнь. Но ради того, чтобы приблизить возможность заниматься философией, я был готов и не на такие испытания. Действительно, пришлось пережить немало неприятных минут, когда наш эскадрильский замполит «Колокольчик» выговаривал мне за плохое знание Устава, а я все не мог себя заставить тупо его зубрить. И необходимость просить рекомендации у старшего техника самолета Турлумбека – Тимохи, и полкового инженера Баранова – я весьма болезненно все это переживал. Как оказалось, эти тяготы были совершенно напрасны, так как моя философская карьера не состоялась.