сбежал, не стал слушать…
Добравшись наконец до своей постели, Ада поняла, что не сможет заснуть. Поддавшись внезапному порыву, она вышла в коридор и двинулась к соседней двери, которая, к ее удивлению, оказалась приоткрытой. Опомнившись, она хотела повернуть назад, но невольно замерла при звуках голоса Веры Ивановны. Та продолжала начатый разговор:
– Я больше не люблю Владимира. Одно ваше слово, и я уйду от него…
– Вы желаете, чтобы я разрушил ваш брак? – баритон Додо звучал без привычных мягких модуляций.
– Вы не сможете разрушить то, что давно разрушено.
– А мне сдается, что Владимир Федорович еще питает к вам нежные чувства.
– Ах, забудьте уже о нем! Чувства Владимира – не ваша забота. Он желает мне счастья. А счастие мое всецело зависит от вас.
– Мне жаль это слышать.
– Чем я не хороша? – произнесла Вера Ивановна после небольшой паузы.
– Вы очень хороши. Да мне какое дело?
Строчка из романса Соллогуба оказалась совсем не тем ответом, какого ожидала собеседница. Ее тон изменился:
– Вы что, смеетесь надо мною, Денис Осипович? Поверьте, вам лучше меня не злить.
– Вы устали, Вера Ивановна… Мы все устали… Доброй ночи.
Послышались шаги – Додо приближался к двери, очевидно, намереваясь положить конец неудобному визиту. Ада бросилась к себе, молясь, чтобы Додо не успел заметить ее в коридоре. Ее щеки и уши горели. Она пересекла комнату и прижалась лбом к холодному оконному стеклу. Прошло несколько минут или часов, и в дверь тихо постучали.
– Да? – Ада обернулась. – Войдите!
В комнату шагнул Додо.
– Знаю, что поздно, Ада Михайловна, однако я видел, что вы не спите.
Со стыда она готова была провалиться сквозь землю.
– Простите, что невольно услышала ваш разговор… Я правда не собиралась…
Аде показалось, будто на губах Додо мелькнула тень улыбки, но он явно пришел с какой-то целью и теперь мучительно подбирал слова.
– У меня есть кое-что ваше… Я… м-м-м… хочу отдать это вам.
– Мое? – переспросила Ада. Она решительно не припоминала, чтобы делала ему какие-либо подарки. И неужели это не могло подождать до утра?
Додо протянул ей карточку. Подруги-курсистки улыбались невидимому фотографу, крайняя слева – Ада, еще без седой пряди в волосах.
– Я нашел ее в альбоме, который привез Владимир Федорович… Не уверен, что вправе держать ее у себя.
Брискин смотрел в пол, и Ада, забирая фотографию из его рук, ощутила в груди неприятный укол: он снова стал чужим.
– Как вы переменчивы, – пробормотала она, не сумев скрыть огорчения, и вдруг не сдержалась, высказала то, что при других обстоятельствах ни за что бы не осмелилась произнести вслух. – Порою мне кажется, что мы чувствуем одно и то же. А после всякий раз вы отдаляетесь, даете понять, что между нами пропасть… Я совершенно сбита с толку…
На