а потемневшие от времени доски. Но во всем чувствовался уют: и в кружевных салфетках на комоде и круглом столике, и в семейных фотографиях, развешенных на выцветших обоях, и даже в граммофоне начала века с латунной табличкой «Музыка, I. Ф. Мюллеръ, Москва».
Следом за своей провожатой Ада поднялась на второй этаж и оказалась в коридоре, в который выходили четыре двери.
– Вот ваша комната. Постельное белье и полотенца в нижнем ящике комода. Я сейчас растоплю печку и принесу воды для умывания.
Ада осмотрелась, не смея поверить своему счастью. Собственная комната, да еще такая просторная! Слева от двери – шкафчик с фарфоровой раковиной и большим кувшином, за ним – дубовый платяной шкаф, перед кроватью – ковер и тумбочка с настольной лампой, у стены, смежной с комнатой Додо, – маленькая изразцовая печь. Напротив кровати стоял туалетный столик с зеркалом, в углу у окна – комод. Композицию на комоде составляли настольные часы и декоративная ваза, покрытая слоем пыли.
Маруся достала простыни и ловко застелила постель, а потом занялась печкой. Впрочем, Ада этого уже не увидела. Не снимая платья, она упала на кровать, укуталась одеялом и мгновенно заснула.
Проснулась она от шороха, но не сразу вспомнила, где находится, и потому с минуту лежала неподвижно, рассматривая набивной рисунок на занавесках. Солнечное утро превратилось в воспоминание, в комнате сгустились сумерки.
Кто-то определенно рылся в комоде. Ада села на постели, ожидая увидеть Марусю. Как бы не так! Каштановые волосы, помятый жилет – тот же, что был на нем за завтраком.
– Денис Осипович, что вы делаете?
Додо от неожиданности подскочил, запнулся о ковер и чуть не растянулся на полу. Он обернулся через плечо, и Ада прочла на его лице растерянность. Вид у него был болезненный – бледная кожа, синие круги под глазами, но что-то во взгляде, да еще этот вихор на лбу выдавали мальчишку, который не заметил, как повзрослел.
– П-простите. Я искал… одну вещь… – он наконец выпрямился. – Да, неловко вышло.
Ада откинула одеяло и встала.
– Что же вы искали?
– М-м-м… Вы, наверное, не знаете, что в Финляндии действует сухой закон. Да и откуда вам знать? Так вот, один финн в Куоккале продает контрабандную водку. Я… иногда покупаю у него бутылку-другую. Сладкая наливка Ванды Федоровны не по мне. Ею не получается забыться.
– Разве не проще хранить бутылки в буфете?
– Вы, разумеется, правы. Но Вера Ивановна отчего-то вообразила, что ее долг избавить меня от «пагубного пристрастия», и стала регулярно проверять буфет и выливать мой эликсир забвенья. Потому-то я и устроил тайник в пустующей комнате. Простите, что забрался к вам, как какой-то воришка. Я надеялся вынести бутылку, не потревожив вас… – Додо оборвал себя на полуслове и с заметным волнением заглянул в глаза Ады. – Теперь вы меня презираете?
– Пожалуй, нет, – серьезно ответила она. – Я могу понять ваше желание забыться, более того – не возражаю против