господи, слава тебе! Неужли правда? Аж не верится! Господи, счастье-то какое! Ведь словно в темнице тут! Вот, недаром, знать, я про все Андрею Семенычу поведала. И про духовную, и про соль, и что промысел наш зорит Иван… Максимушка, родной, чего же невеселый ты?
– Истому жалко.
У Максима дрогнули губы, и он низко наклонил голову.
– Какого Истому? Чего ты, Максим?
– Богомаза.
– А! Что иконы пишет? А я и запамятовала вовсе. Там, чай, собор-то есть, Максимушка. Батюшка покойный сказывал – построил он в Чусовом, и иконы там есть. Помолиться будет тебе где.
– Не про то я, Анница.
– А про что ж? Скажи, не утай.
По щеке у него ползла слеза.
Анна подошла к Максиму и приподняла ему голову.
– Да что ты, Максимушка? Ну, скажи скорее.
– Серчать ты станешь.
– Да не, не буду. Радость ты мне какую принес. Веселая я.
– Истома меня иконы писать учил, – тихо сказал Максим.
– Ну?
– Начал я убиение царевича. Дмитрия писать…
– Ну?
– Не кончу, стало быть, как поедем.
Максим еще ниже наклонил голову.
– Эх, Максим! Погоди ты, не горюй, – сказала Анна. – Вот как мы на Перми промысел наладим, цырени починим, торг вновь с вогуличами заведем, как при батюшке, так мы с тобой Истому туда выпишем. Хошь?
– Да ну, Анница! Аль можно то? Не пустит Иван.
– Надобна больно Ивану иконная горница. Он, чай, и не ведает, есть ли, нет ли она. А вот коли ты там как заправский хозяин работать станешь, мы там тож иконную горницу поставим.
– Анница, голубя моя. Все, как велишь, справлять стану. Неужли правда?
– Сказала, так и сполню. Ну, а тотчас за дело браться надобно.
– Анница, – сказал Максим, – еще говорил Иван – много-де не берите.
– Ну, про то мне знать. Ему меня не учить. Не на месяц, чай, едем. Чай, все животы забирать надо, и мои и твои. Да за мной задержки не будет. Живо все справлю. Он бы лишь не держал.
Анна Ефимовна не любила время зря терять. Сразу же принялась за дело. Мало ли хлопот перед дальней дорогой. Надо все сундуки разобрать. Шубы дорожные вытрясти. Одеяла меховые, однорядки, ферязи, кафтаны Максимовы пересмотреть. Свои телогреи, охабни, кики, убрусы. Коли где что отпоролось, или попортилось, велеть девкам зашить, поправить.
На другой день за посуду взялась. Тоже хотела отобрать кое-что. Надобно же дом как следует наладить. На Перми она полной хозяйкой будет, не то, что здесь. Чтоб не стыдно было гостей принять. Свои приданые кубки, чаши, блюда серебряные хотела взять. Лишнее серебро хранилось у Галки в повети.
Анна Ефимовна велела позвать Галку, чтоб с ним все разобрать.
Не сразу Галку нашли. Самый усердный приказчик он был все где-нибудь во дворе ходит, присматривает. Последний всегда к себе в чулан уходил. А тут в самую рабочую пору забрался туда. Еле его нашли.
Анна Ефимовна начала ему говорить про посуду, а он точно и не слушает, на все только головой кивает. Анна Ефимовна рассердилась даже.
– Ты, что, Галка? – сказала она. – Не проспался, что ль? Аль, может, хлебнул лишнее на старости лет?
Галка