с прекрасными дамами. Когда дон Хуан появился в дверях, король Наварры указал ему взглядом на прильнувшую к отцу Беренгарию и сделал настолько недвусмысленный жест, что кастильский дворянин поперхнулся. Но, в конце концов, слово короля есть слово короля, а кроме того, Хуан де Рамалес давно питал слабость к Беренгарии.
– Милая, – Санчо взял принцессу за подбородок и заставил заглянуть себе в глаза, – я понимаю, что тебе сейчас плохо. Давай мы сделаем так: дон Хуан проводит тебя до твоих покоев и… – король понизил голос до страшного шепота, – и я не буду против, если господин де Рамалес останется тебя охранять, чтобы тебя снова не напугали. Согласна?
Беренгария, всхлипнув, кивнула.
Когда королевский оруженосец увел принцессу в отданную ей комнату барселонского замка, Санчо Мудрый тяжко вздохнул, осенил себя крестом и отправился в южное крыло замка. Побеседовать с Рамоном.
Санчо опоздал. Неизвестно, что там произошло, но он застал Рамона в обществе двоих младших братьев: Хайме выглядел на редкость взбудораженным, и даже апатичный Тьерри на краткое время забыл о своем вечном равнодушии. Создавалось впечатление, словно они о чем-то выговаривали наследнику графа Редэ, причем семейный спор грозил вот-вот перерасти из словесного в решаемый с помощью оружия. Синеватый от злости Рамон преклонил правое колено перед королем, извинился в соответствии с этикетом и сказал, что немедленно уедет из Барселоны.
Он выполнил свое обещание. Но после рассвета принцесса обнаружила свою любимую охотничью собаку валяющейся на замковой лестнице с перерезанным горлом. Однако это случилось только завтра.
– Сир! – крайне раздосадованного Санчо Мудрого, которому больше всего хотелось выпить… нет, сначала не выпить, а пойти на хозяйственный двор и порубить дрова, благо король любил выбрасывать свои отрицательные чувства именно таким образом – догнал в коридоре Транкавель-младший, мессир Хайме, который мог добавить к своему имени еще и частицу «да Хименес». Мальчишке всего-то шестнадцать лет, однако честь рода он блюдет куда больше, чем старшенький. – Сир! Я покорнейше умоляю простить мою семью и меня за моего брата. Если вы пришли сами, то вы знаете, в чем дело.
Санчо был уверен, что Беренгария с Рамоном просто поссорилась, однако насторожился. Может, случилось нечто большее и худшее?
– Сир, – смущенно продолжал Хайме, – мой брат иногда не может полностью отвечать за свои поступки. Он… он любит хвастаться. И похвалился донне Беренгарии своими умениями, которые, клянусь вам, не нанесут никакого ущерба ни вашему дому, ни вашей семье.
Под словом «умения» могло подразумеваться все, что угодно, от мужской удали в постели до… О Транкавелях недаром ходили слухи, будто они колдуны. Санчо Мудрого подрал мороз. Неужто его мимолетная догадка верна? Что произойдет, если Бешеное Семейство, как графов Редэ именовали за глаза (а иногда и в глаза, причем они, как ни странно, гордились этим прозвищем),