как на духу, в своем последнем заезде в город по делам.
«Мама, ведь я с Валентиной, со дня ее беременности не живу. И то, эта ее беременность подозрительна. Не помню я, когда спал с нею последний раз. Когда поженились, предохранялись. Молоды были, а тут – она заявляет, это я, помнишь, когда диплом обмывал в доме, через некоторое время заявляет – я беременна. Нет, я верю ее, дочь моя, но, не стыкуется, мама, в некоторых деталях. Почему мы не живем, как муж и жена, почему, когда я ее касаюсь, заводится – кричит.
– Не подходи. Это, правда, ты, Аркашка?»
Мания у нее, мама, как и у тебя».
«Может и правда ее нужно показать психиатру?»
«Глупость, мама, болтаешь. Забыла? Где живешь, и в какой стране, мама! Ее же тут же запишут, после посещения этого дурдома, психически больной. И все! Потом ничем не отмоешься от этого клейма, до конца своих дней. Стереотип мышления нашего русского народа – мама! Ты это сама должна знать. Ты же сама учитель!»
«Да, конечно, это только у нас, у русских, такое стереотипное мышление,– соглашалась она с выводами сына. – Когда, страну развалили, не спрашивали, и, не думали, доведя людей до ниток и до животного страха. Они, видимо, заранее знали, эти доведенные до ужаса люди, уже и бесплатно согласны работать, лишь бы удержаться за что-то на своей работе. Раньше, при коммунистах, люди вздыхали, успокаивали себя: «Ладно, главное не было войны. Все вытерпим: голод, лишения. Строим же новую жизнь»
А сегодня что? Что, снова война? С кем – то. Люди, все так же, как и при коммунистах, живут в страхе, и что, если хочешь понравиться этим чиновникам, сидящим сегодня во власти: молчи, терпи, получается?
Ведь ничего не изменилось от перемены системы. Господи! Ну, раз они просят людей еще чуть потерпеть, почему они сами жируют? Зарплатами миллионными, дворцами – невидимками. Что они особые люди? Или президент не видит этого? Или он, выходит, тоже… заодно с ними? С олигархами?
Этого она никак не могла понять. Как теперь и сына родного. Да, теперь за него не надо беспокоиться. У него все есть, по его словам, в этой, в страхе живущими людьми России: деньги, собственность, дочь, жена. Нет, только радости жизни. «Возможно, такое явление у нас, у русских только бывает? А что? Всего-то мы ведь, все это знают, никогда не имели. Обязательно, что-то выпадал: счастье, или жизнь».
Вот, и, у ее сына тоже. Жизнь еще теплится, а счастье у него, не было, и не будет, наверное, в его доме, никогда.
Когда он на что-то жаловался, ей трудно было сына понять. То, ему конкуренты спокойно жить не давали, то, он устал платить бандитам, каждый раз отстегивать деньги, казалось бы, за что? А без них, что толку, это официально в сводках милиции, все хорошо: закон и порядок, а в действительности, в реальной жизни, опять же нарывался на них же. Вообще, – как она поняла,– он никогда не чувствовал себя в этой новой России, расслабленным, свободным. А изменить его образ жизни, она уже утратила над ним доверие. Она для него была теперь, как хорошо знакомая, и больше никто. Долби, долби, толку мало. Он все равно сделает так, как ему нужно, по его понятию, или по понятию этих нынешних властей.
И на Валентине