– зеленые, как яблоки юга. Бледная кожа и румяные губы. До меняющей лицо старости различить их бывало непросто.
Юная Сабран не унаследовала материнской робости, высокомерия бабушки и жестокости королевы-тирана. Она держалась обдуманно и достойно, никогда не доходя до насмешек.
Сколько могла, она чуждалась малознакомых людей, предпочитая общество своих дам, которым доверяла как никому другому. Наставники преподавали ей историю стран Добродетели, а когда она их усвоила, обучили ее живописи, пению и танцу. Все это делалось втайне, потому что королеве ненавистно было видеть других Беретнет счастливыми – и видеть, как те учатся править.
Десять лет весь двор следил за младшей из четырех.
Ее дамы первыми узрели в ней спасительницу. Они смотрели на морщинку между бровями, никогда не сходившую с ее лба. Они выходили к воротам замка, где девочка, сжав зубы от отвращения, вела счет протухшим головам. Они были при ней, когда королева-кошка пыталась сломить ее волю, и в день, когда она впервые окрасила кровью простыни.
– Мне донесли, что ты готова народить новую зеленоглазую девчонку, – сказала ей старая королева. – Не бойся, дитя… Я не дам твоей красе увянуть на ветке.
Ее лицо напоминало пенку на молоке: пудра тонула в морщинах.
– Ты мечтаешь стать королевой, овечка моя?
Юная Сабран стояла посреди тронного зала на виду у двухсот придворных.
– Не смею, ваша милость, – тихим, но ясным голосом отвечала она. – Ведь королевой я могу стать, лишь когда вы оставите трон. Или, спаси Святой… после вашей кончины.
Двор содрогнулся.
Изменой было даже думать о смерти правительницы, не то что о ней говорить. Королева это знала. Но еще она знала, что не может убить внучку, потому что ее гибель означала бы конец рода и его власти. Не успела она ответить, как девочка вышла, и следом покинули зал ее дамы.
К тому времени королева-кошка занимала престол более века – так долго, что никто и помыслить не мог о свободном от нее мире, но с того дня надежда возродилась. С того дня слуги – всегда шепотом – называли даму Сабран Маленькой Королевой.
Королева-тиран скончалась на сто седьмом году жизни в постели из тончайшего эрсирского шелка; ее пальцы были унизаны лазийским золотом. На мраморный трон воссела Джиллиан Третья, но мало кто искренне радовался ее воцарению: каждый знал, что Джиллиан возьмет все, чего недодала ей мать.
Не прошло и года после коронации, когда в обеденный зал королевы проник мужчина. Его пытали по приказу покойной королевы и свели с ума. Он поразил в сердце дочь мучительницы, приняв ту за мать. Тело положили в святилище Королев рядом с телом тирана.
Мариан Третья носила корону, словно та была ядовитой змеей. Она отказывалась видеть взывавших о помощи просителей. Она боялась даже собственных советников. Сабран добивалась, чтобы мать показала себя сильной, но Мариан слишком страшилась Иниса, чтобы им править. И не в первый раз страна зароптала. На сей раз недовольство грозило перерасти в бунт.
Кровь