– думала, вздохну свободно, нет, опять оседлали! – Тося качнулась к Наде, спросила язвительно: – Ты-то куда лезешь? Ну, Верку я еще понимаю: ей скоро тридцать стукнет, мужик сбежал, не выдержал ее красоты, своей семьи нету, – вот она и приспособила меня вместо дочки, материнские чувства на мне примеряет… А ты чего?
Вера отвернулась к стене. Надя стремительно шагнула к Тосе и ударила ее по щеке.
– Девчонка! Дура! Чего мелешь?
Тося виновато заморгала, и вся бойкость слетела с нее.
– А что я такого сказала? Нельзя уж и рта открыть, совсем замордовали… – Она подошла к Вериной койке, поправила подвернувшийся уголок одеяла. – Ну вот, уже и разобиделась… Забудь, чего я тут ляпнула, это я так, мам-Вера, нечаянно. И задачку эту решу, чтоб ей сдохнуть! – Передразнила: – «Поезд отошел от станции»!.. А я, может, пароходом хочу плыть, зачем мне этот дурацкий поезд подсовывают?
Катя гулко прыснула в кружку.
– А если там речки нету?
– Канал можно прорыть, очень даже просто!.. Ну, Веруся?
– Иди, глупая, я на маленьких не сержусь.
– Спасибо, Верунька, ты самая-самая!..
Тося преданно поцеловала Веру в плечо, села за стол и распахнула злополучный задачник. Стиснув голову руками, ожесточенно забубнила:
– Поезд отошел от станции ровно в двенадцать часов… – Вскинула глаза над книжкой, прошептала с великим сожаленьем: – И не опоздал ни на минуту, дьявол!
Первый снег
За одну ночь неузнаваемо изменился поселок. Свежий снег щедро выстлал все улицы, утеплил крыши, навесил бахрому на телеграфные провода, празднично разукрасил толстую елку у конторы, опушил немощные прутики, огражденные штакетником, и сделал их похожими на деревья. Мягкий серебряный свет разлился вокруг. Старые бревенчатые дома под снежными шапками заметно помолодели и выглядели теперь сказочными теремами.
Солнце еще не выкатилось из-за леса, но уже протянуло в вышине лучи над поселком. Дружно дымили печные трубы. В безветренном воздухе дымы поднимались прямыми столбами. Со стороны смотреть – казалось, будто поселок подвешен к небу на толстых витых канатах, белых, с прожелтью снизу, в тени, и пестро-радужных повыше, в лучах солнца. Налетел ветерок – и враз заколыхались все цветные дымы-канаты. Поселок качнулся и поплыл, как на качелях.
Все живое оставляло на снегу свои следы. Робкая пунктирная тропка пролегла от общежития к колодцу: это Надя, вставшая раньше всех в комнате, ходила за водой для умывальника. Ворона отпечатала на снегу аккуратные крестики, а собака – пятачки. Крестики и пятачки издали устремились друг к другу, сошлись под углом и разбежались ножницами.
Посреди улицы пролегли следы трактора, спозаранку ушедшего в лес, – две ленты примятого, спрессованного снега, разрезанные траками гусениц на длинные ровные кирпичи.
Заспанная Тося вышла из общежития и, пораженная праздничным видом поселка, замерла на крыльце, захмелевшими от снежного раздолья глазами глянула вокруг. Зачерпнув горсть снега, Тося скомкала скрипучий снежок и стала румянить им щеки. Снег был молодой, ватный и совсем