глаза, Лельча увидела солнечные лучи над березами – было утро, и уже не ранее. Но едва сумела встать – болела каждая косточка и каждая мышца, будто на ней всю ночь бревна возили и бревном же погоняли. Голодная, томимая жаждой, она едва брела, не понимая, где находится и в какой стороне Боженки. Но, к счастью, когда березняк кончился, на широкой поляне она увидела троих косцов. Даже узнала, глазам не веря, Несговора с сыновьями – казалось, занесло ее на тот свет, где ничего знакомого не увидишь. На ее слабый, хриплый крик они подняли глаза – и сами чуть не пустились бежать, отмахиваясь косами. Приняли за лесовицу – растрепанную, грязную, с выпученными дикими глазами. Хорошо, Нехотила, Несговоров старший сын, утром уже слышал, как мать искала Лельчу и как Зажогина Нежка рассказывала про конного молодца в лесу…
– Это недобрик был… с Темного Света, – шептала Лельча. – Меня спрашивают, а я и рассказать не могу… как будто темно в голове. Сейчас вот только вспомнила. И еще… он ведь не отвязался. Это я боюсь рассказать, ты не говори моим. Он ведь… и сейчас еще ко мне ходит.
– Это как? – ужаснулась Правена.
– Чуть не всякую ночь его слышу. Постучит в оконце… или ветерком по лицу вдруг повеет посреди ночи. Иной раз чую его прямо тут рядом. Схватит меня за руку и давит. – Лельча показала синяк на запястье. – Вчера вот прямо за шею схватил. – Она наклонила голову вбок и ткнула в синее пятно возле плеча. – Я своим не рассказываю. Боюсь: подумают, что я навек порченая, из дому сгонят…
Она сама схватила Правену за руку: молодая, почти ровесница и уже вдова, познавшая горе, к тому же родственница Берислава, знатная госпожа, с ее мягкими и уверенными приемами, впервые сумела внушить ей надежду на помощь.
– И прямо в ухо мне шепчет: отдай, отдай! А что отдай – не говорит.
– Ты что-то брала у него?
– Как же я возьму – он спиной ко мне сидел.
– А до того – ты же венок ему дала, а он тебе перстень. Где этот перстень? Ты его потеряла в лесу?
Лельча подумала, вспоминая. Потом покачала головой, полезла за пазуху и достала льняной лоскут.
– Я и думала, что потеряла. А потом гляжу – он на руке у меня. Уже когда дядьку Несговора увидела. Едва снять успела и за пазуху сунула. Надо было там в лесу бросить – не догадалась.
– Покажи. Может, поймем, что за диво…
Дрожащими пальцами Лельча едва сумела развязать узел. Развернула лоскут. И Правена ахнула.
Не диво, что в Боженках таких перстней не водилось. Водятся они не ближе Булгара и все больше у хазар. В Киеве Правене случалось видеть такие, и немало. Серебряный перстень, в лапки вставлен самоцвет. Они чаще бывают рыжие, как мед, всяких оттенков. Бывают густо-красными, как кровь, или черными, как уголь. Но этот был редкостным – лиловым.
Осторожно, будто хрупкую льдинку, Правена взяла перстень и поднесла к глазам.
Строго говоря, хазарские перстни все одинаковые: серебряное кольцо, самоцвет в лапках. Не то что греческие: те бывают и с зернью, и с эмалью,