на неделю.
Из того первого года я мало что помнила. Зато в мельчайших подробностях помнила день, когда всё рухнуло. Это была среда. Ничем не примечательная среда. Наверное, мне стоило заподозрить неладное, когда один из прихвостней Эла поделился со мной водой после занятий на полигоне. До основного экзамена оставалась пара дней, и я старалась изо всех сил.
Когда через несколько минут у меня начала кружиться голова, я не сразу поняла, что все дело в воде. Только когда из темноты коридора показалась расплывающаяся фигура, а через мгновение сильные руки обхватили талию, я поняла, что это конец. Эла я узнала по запаху: поганец всегда вкусно пах чем-то древесно-лимонным. Цепляясь за остатки ускользающего сознания, я видела, как сверкают торжеством глаза врага.
Пришла в себя от того, что вокруг жужжали голоса. Казалось, что их сотни и всем им что-то было нужно от меня.
– Кто бы сомневался!
– А я всегда говорила, что просто так высшую степень не получишь!
Я моргнула, пытаясь избавиться от пелены перед глазами. Голоса превратились в людей. Здесь были мои однокурсники и они все осуждающе смотрели на меня. Бросив быстрый взгляд по сторонам, я поняла две вещи: я полулежу на небольшом диванчике в гостевой комнате, примыкающей к кабинету ректора; из одежды на мне только нижнее белье.
Я попыталась спросить, что здесь делаю и какого черта происходит, но язык не слушался. Тело было моим и не моим одновременно. Эл и его дружки опоили меня, притащили сюда, раздели, а потом заявили всем, что Асэна Лефевр пыталась соблазнить ректора. Эл уже намекал людям на то, что первую академическую степень я получила через постель, поэтому они так легко поверили в то, что аналогичным путем я решила получить и высшую.
Ректор был в ярости, это был сокрушительный удар по его репутации. Он не стал даже слушать меня – просто вышвырнул из кабинета, бросив вдогонку вещи. В этот же день меня отчислили, а на следующий в прессе разразился такой скандал, что мы с мамой и сестрой неделю не выходили из дома.
Сестра настаивала на том, чтобы обратиться в Межгалактический суд Союза, доказать мою невиновность и наказать Эла. А мама, найдя меня в один из дней скрюченной на полу в ванной, предложила уехать.
Я вынырнула из мрачных воспоминаний и посмотрела на Роми.
– Пока наконец не оказалась здесь, на Зои, в системе Амидея.
– Чему я несказанно рада, – Роми крепко сжала мою руку, а над нашей головой загорелась красная лампочка.
«Ко входу в пространственную гипертрубу готова», – раздался из динамиков металлический голос внутренней системы шаттла.
– Вход в пространственную гипертрубу разрешаю, – отдала приказ Роми, и мир превратился в одно смазанное пятно.
***
На Зои как обычно было пасмурно – от агрессивного воздействия звезды планета была надежно укрыта слоем облаков. В столице, Амид-зу, царил хаос. По пути к дому мы пролетели несколько стычек с полицией.
– Не понимаю, чем им не хватает, – ворчливо произнесла Роми, рассматривая из окна бунтующих мужчин. – Сидят в тепле, сытые, одетые.