громко пробарабанил по всем отсекам маленькой субмарины. Герман Шварцхольт, синеокий блондин и молчун, привычно встал у перископа.
– Что там? Авианосец, надеюсь, нас не засек?
– Нет. Слишком далеко.
– Сколько ещё колыхать до места сброса «китайца»?
– Восемьдесят пять миль.
– Ложись на грунт. Лучше переждем.
– О-кей.
– В тесном матросском кубрике свободные от вахты матросы играли в карты. Русский эмигрант Кольцов негромко напевал «Очи черные», подыгрывая себе на гитаре. На верхней койке веснушчатый ирландец Болтон читал затрепанную книжку «Грязный Гарри», а рядом с ним, на соседней койке, смуглый моторист Романеску кормил хлебом двух мышек, проживавших в сетчатой клетке…
На подводных лодках не разрешено держать ни собак, ни кошек, ни птиц. Однако для двух мышей Романеску Билли Бирн сделал исключение. Иногда в замкнутом пространстве матросов одолевала клаустрофобия, вспыхивали беспричинные ссоры. Отъявленные бандиты, из которых и состояла команда, вполне могли поубивать друг друга, тогда капитан урезонивал их простым примером в виде мышиной идиллии.
– Глядите, две безмозглые твари в такой же клетке, как и наша железная трубка, но это им не мешает относиться друг к другу с уважением. А теперь, когда вы утихомирились, я накладываю на вас наказание: приказываю прочитать книгу Рерьярда Киплинга «Маугли».
– Бил, не издевайся, – конючил проштрафившийся забияка. – Давай мы лучше посмотрим видео.
– Тем более, я знаю, что ты хочешь в нас вдолбить, – уже вполне миролюбиво басил второй нарушитель спокойствия.
И они практически хором горланили любимую капитанскую цитату из Киплинга:
– И сказал мудрый змей Каа: «Для успеха в джунглях, о, Маугли, требуются всего две вещи: храброе сердце и учтивая речь!»
Инцидент на этом заканчивался, и на лодке снова воцарялась деловая атмосфера. Разношерстная команда четко выполняла приказы и дисциплинированно ложилась спать в положенное по расписанию время.
Билли и его помощник Шварцхольт вели даже специальный «психический дневник», в который скрупулезно записывались даты нервных срывов. Относительно спокойный период жизни на подлодке равнялся двум неделям, затем следовало ждать потасовки, и она неизменно случалась. Правда, иногда удавалось всплывать под прикрытием коралловых, безлюдных островков, и матросы имели возможность побродить по палубе, верней, по металлическим контейнерам, подышать чистым ночным воздухом, полюбоваться звездным экваториальным небом…
Просоленные океаном и продубленные ледяным ветром люди тогда испытывали что-то вроде нежности к живым чайкам и альбатросам, проносившимся вверху в утренней дымке. Они были готовы даже погладить ладонями хищные акульи морды, вдруг появлявшиеся над лаковой поверхностью волн, чтобы ухватить брошенный кусок мяса. А затем снова звучала, как приговор, грозная команда: «Открыть кингстоны! Задраить