мы умеем сами
От зерна до топора.
Всё – от дома до колодца,
Обретая вид и род,
Как-нибудь кроится-шьётся,
Колосится и встаёт.
Лозы в чёрном винограде
Веселят хозяйский глаз,
На потом в глубоком складе
Сложен доверху запас.
То добычу, то находку
Небо в сумерках пошлёт…
А ещё из кедра лодку —
Вырубать за годом год.
Не жалеть ножи и тёсла
В толще цельного ствола
И однажды стать на вёсла
И оставить все дела,
Все желания минутны,
Все мечты на полчаса,
Развернуть во тьму лоскутны
Ненадёжны паруса,
В тишине сказать молитву,
Только честную, одну —
И направить киля бритву,
Мча за далью, в глубину.
Броненосец идёт…
Броненосец идёт по чернильному шторму,
Не в потёмках – в июльской стремительной тьме,
Утверждая всем весом утюжную форму,
Раздвигая прощанье огнём на корме.
Броненосец, ведомый слепым капитаном
Материнской упрямой и скорой руки,
В доколумбовом шаге, от замысла пьяном,
Суперструнам и вечному льду вопреки.
Броненосец, невооружённому глазу
Нарочито невидимый в воздухе сем,
По границе, по чёрному мира заказу,
По всему, что и ну его, правда, совсем!
И проходит, светя через фибры и вежды,
Оставляя такой полыхающий след,
Что взрывается сердце весельем Надежды!
А ведь думал, Надежды в живых уже нет.
Итак, блаженная…
Итак, блаженная суббота
С мороза в комнаты вошла —
Во сне потерянного счёта
Остатки снегом замела,
Земные сроки отменила,
Без бани мыслями чиста,
Непоступательная сила,
Приют молитвы и поста.
Не то чтобы душа устала —
Всегда трудов себе найдёт,
Неделю Марфа хлопотала.
Теперь, Мария, твой черёд.
Вот живу и дышу…
Вот живу и дышу, как мальчишка
в июльской реке,
Чья вода глубока и тем более там холодна…
Колокольная бронза уснула
в прибрежном песке,
Или выползла чудом с глухого и топкого дна.
«Я не против реки! – мама радостно вдруг невпопад. —
Сколько хочешь, ныряй или на берег тот уплыви!»
Только я не хочу. Я готов уже к дому, назад,
По колено в траве… да чего там! – по локоть в крови!
Погоди-погоди, отпусти-ка тычинку весла,
Сядь поближе, на камень, и голову так запрокинь,
Чтоб ослепнуть от солнца… Ну, надо же!
Носом пошла,
На земле поалев, золотая небесная синь.
На смерть Беллы
…и бог над девочкой смеялся,
и вовсе