мальчик, издеваешься? Подыграть! Да, во-первых, такой певице и не грех подыграть! Три полные октавы с колоратурным верхом, мощный голос, тембр, сама – красавица… Подыгрывать ей – одно удовольствие. И девчонка хорошая, скромная, голосом своим вовсе не гордится, не выпирается никогда вперед… Чудо, а не девочка! А потом, почему, извини, пожалуйста, ты так относишься к выступлению дуэтом? Ну да, один ведет, другой – за ним…
– Я должен быть главным… – пробормотал Митя, не совсем уверенный, что говорит правильные вещи, но он обещал бате быть мужиком во всех ситуациях, а не нюней-разнюней.
Он уважает своего Учителя! Нина Георгиевна за один лишь год так многому его научила, предыдущая преподавательница ни во что его не ставила, батя говорит, что вот раньше бы к Нине Георгиевне попасть, уже бы в училище музыкальном был, и она-то сама считает наверняка его своим шансом, своим последним шансом, с Митей она прославится как педагог. Да и просто – пожилая женщина так любит его, так прекрасно к нему относится, понимает, что к гению нужен особый подход…
– Почему ты должен быть главным, детка? С чего это ты решил? – прищурилась Нина Георгиевна. Много она повидала детей на своем веку, и еще более странных, чем Митя. Он, конечно, чудак-человек, но она была уверена, что видит его насквозь. Ничего сложного и особенно пугающего в его поведении она не видела. Это, скорей всего, обратная сторона зажима и неуверенности в себе. – Иногда нужно и уступить кому-то первое место.
– Но не женщине, – пробормотал Митя. – И вообще, я в таком дуэте и в оркестре играть не собираюсь. Я буду солистом.
– Будь, Митя, будь. Но сейчас надо поехать с Элей, у вас просто великолепный номер, тебе только нужно раскрепоститься, снять все зажимы, поверить в себя, услышать, как прекрасно Эля поет, понять, о чем она поет, и достойно сыграть свою партию. Она может спеть и без тебя, но с виолончелью будет лучше. Да и внешне вы – прекрасная пара.
– Нет!
Митя не хотел дальше спорить, вырвалось само. Батя учит, что ему не нужна пара. И ему на самом деле нужно быть одному. Иначе он не станет тем, кем должен стать. Если уж ему не быть скульптором… Конечно, было бы здорово лепить, вырезать, ваять…
Его рукам с самого детства хочется разговаривать, рассказывать, выражать то, что чувствует Митя, о чем он мечтает, фантазирует. Сколько раз он принимался лепить Элю за последние два месяца, с тех пор, как они спели в школе эту странную, волнующую песню о переулках весны, в которых они пойдут вдвоем, навстречу рассвету, навстречу наступающему дню, навстречу весне… Лепил из чего придется – в школе из пластилина, который у него был спрятан в мешке со сменной обувью, дома из хлебного мякиша, в музыкалке – из остатков мягкой оконной замазки, которую можно потихоньку отколупать из окна, она похожа на гипс, даже пахнет так же… Отец дома лепить не разрешает, потому что Митя – бездарен и потому что заниматься скульптурой нет смысла вообще, кому, как не отцу, это знать. Настоящий талант в нашем обществе не востребован, это Митя хорошо усвоил с самого раннего детства.
– Короче, так, Митя. Ты спрашивал