странного приступа; но в детстве та сцена преследовала его воображение, а теперь воспоминание о ней пришло с неким обертоном предупреждения – символом опасностей, что могут подстерегать на пути.
Далее продолжать историю Эдварда Дарнелла и жены его Мэри невозможно, ведь с этого момента их легенда полна невозможных событий и приобретает сходство с историями о Граале. Верно то, что в этом мире они изменили свою жизнь, как король Артур, но за это описание в каких-либо подробностях не возьмется ни один хроникер. Действительно, Дарнелл и сам написал небольшую книжицу, главным образом состоящую из странных стихов, какие могли бы выйти из-под руки вдохновленного дитя, а отчасти – из «записок и восклицаний» на той странной вульгарной латыни, которой он нахватался из «Рукописей Иоло»; но существуют опасения, что и этой работе, даже опубликованной во всей полноте, не пролить свет на его загадочную историю. Он назвал свой литературный экзерсис In Exitu Israel[46] и написал на титульной странице девиз – не иначе как собственного сочинения: «Nunc certe scio quod omnia legenda; omnes historiæ, omnes fabulæ, omnis Scriptura sint de ME narrate»[47]. Сразу бросается в глаза, что латыни он учился не у Цицерона; но именно на этом диалекте он излагает великую историю «Новой Жизни», как она была ему явлена. «Стихи» и того причудливей. Один – под заглавием (странно напоминающим старомодные книги) «Строки, написанные в Лондоне при взгляде с высоты на частную школу, вдруг озаренную Солнцем», – начинаются так:
В тот день, когда один гулял,
Чудесный камень отыскал:
Лежал забытым на пути,
Где ни одной живой души.
И я, взглянувши на него,
Обрел Сокровище свое.
К нему щекой скорей приник,
Укрыл в объятьях сей же миг,
Затем унес его в тайник.
И каждый день к нему ходил,
Его вид радость приносил;
И подносил ему цветы,
Секретные слова, хвалы.
О, камень, ты так мудр и ал –
Осколок рая я достал,
Звезду, чей свет есть жизнь!
О, море, бесконечный океан!
Ты пламя, что всегда горит
Все взоры лишь к себе манит;
Сдувая пыль унылых дней
Ты мир наш делаешь светлей,
И так, куда ни посмотрю,
Тебе осанну я пою.
Горит вдруг золотом река,
Резвятся фейри на лугах;
Когда шумит от ветра бор,
Мне слышен вдруг Артура горн
И вижу я не серый град:
Он славным пламенем объят -
Кострам и шпилям впредь пылать,
Чтоб в небе Чашу осиять.
Течет волшебное вино
Там длиться пиру суждено,
Там льется песня к небесам
И Ребис славит всем ушам…
И так далее и тому подобное.
Из подобных документов, очевидно, подробных сведений не почерпнешь. Но на последней странице Дарнелл написал:
«И вот так я очнулся ото сна лондонского пригорода, от ежедневных трудов, от бесполезных утомительных пустяков; и когда мои глаза раскрылись, увидел, что я