и к тебе примыкают новые последователи, – сказала Фэйли. – Несмотря на потери в бою с айильцами, мы вышли из Малдена с армией куда более сильной, чем в начале пути. Посмотри, сколько бывших гай’шайн берут у Тэма уроки владения оружием. Разве ты не находишь это необычным?
– Этих людей долго держали под гнетом, – ответил Перрин. – Они не хотят, чтобы это повторилось.
– И поэтому бондарь берет в руки меч и обнаруживает у себя талант к фехтованию. Каменщик, даже не думавший сражаться против Шайдо, теперь учится владеть боевым посохом. К нам толпами валят наемники и бывшие дружинники.
– Это совпадение.
– Совпадение? – развеселилась Фэйли. – Даже если армию возглавляет та’верен?
Она была права, и Перрин умолк. От Фэйли пахло удовлетворением человека, одержавшего верх в споре, хотя Перрин, в отличие от нее, считал, что это был вовсе не спор, а обычная беседа. И еще Фэйли сердилась, что он не повысил голос.
– Все это закончится через пару дней, Фэйли, – пообещал он. – Как только Аша’маны откроют переходные врата, я отправлю людей по родным местам. Я не собираю армию. Просто помогаю беженцам попасть домой. – Меньше всего Перрину нужны были новые подданные, которые станут отбивать поклоны, расшаркиваться и называть его «милорд».
– Посмотрим, – заметила Фэйли.
– Фэйли… – Перрин вздохнул и понизил голос. – Давай трезво смотреть на вещи. Зачем называть скобу шарниром, а гвоздь подковой? Это бессмысленно. Я же говорил тебе, что вождь из меня никудышный. Более того, я на деле подтвердил, что людьми командовать не могу.
– Я с тобой не согласна.
Перрин стиснул в кармане кованую головоломку. На протяжении недель после малденских событий они не раз это обсуждали, но Фэйли попросту отказывалась слушать его доводы.
– Когда ты пропала, Фэйли, в лагере воцарился страшный беспорядок! – признался Перрин. – Я же рассказывал, как Девы и Арганда едва не поубивали друг друга. А что касается Айрама, то Масима охмурил его прямо у меня под носом. Айз Седай затеяли какие-то непонятные игры, а двуреченцы… Ты же видишь, с каким стыдом они смотрят на меня?
После этих слов в запахе Фэйли появились колючки гнева, и она немедленно повернулась к Берелейн.
– Она не виновата, – сказал Перрин. – Подумай я об этом раньше, пресек бы эти слухи еще в зародыше. Но не сподобился и теперь пожинаю плоды своего скудоумия. О Свет! Чего стоит человек, если даже соседи нелестно думают о нем? Никакой я не лорд, Фэйли, и прекрасно это доказал. Вот, собственно, и все.
– Странно, – сказала она. – Но я расспрашивала других, и они рассказывают иную историю. Говорят, ты привел Арганду в чувство и погасил вспышки враждебности в лагере. И еще союз с шончан: чем больше я узнаю о нем, тем сильнее впечатляюсь. Во времена великой неопределенности ты действовал решительно, объединил усилия остальных и, взяв Малден, добился невозможного. Что это, если не деяния настоящего вождя?
– Фэйли… – Перрин едва сдержал свирепый рык. Ну почему, почему она не слушает? Когда Фэйли держали в плену, Перрин не думал