сном, но уснуть так и не смог.
7
Суд назначили через месяц. Это говорило о том, что Хорькову хотелось рассмотреть дело как можно быстрее. На первом заседании он сразу определил свою позицию:
– Мне некогда с вами долго разбираться. Я знаю, что бывшие супруги будут судиться, пока друг другу всю кровь не выпьют!
Виолетта пришла на заседание в строгом чёрном костюме, белой блузке с двумя длинными острыми языками отглаженного воротника. Шишечку волос сзади, словно стрела, пронзала тонкая металлическая шпилька. Лицо выражало строгость и сосредоточенность. Она изредка бросала колючий взгляд в сторону Пятиалтынного.
Пятиалтынный надел обычную рубашку в клетку, джинсы и кроссовки. Зато его представитель Анциферов выглядел настоящим франтом: в сером костюме и розовой сорочке. Очень впечатлял подобранный в тон рубашке атласный галстук с бордовыми полосками. Перед Анциферовым лежала толстая папка с бумагами.
В воздухе висело напряжение, готовое в любой момент вспыхнуть искрами. Ещё до входа в зал Хорькова Анциферов не зло бросил Виолетте короткую фразу:
– Бить будем больно. Что ж, нет профессии циничней, чем профессия юриста…
На это Виолетта лишь криво усмехнулась.
Однако и стреляному воробью Анциферову, и наивно верящему в торжество Фемиды Пятиалтынному стало просто не по себе, когда Шатёркина с холодным спокойствием зачитала свой иск. Из её выкладок следовало одно – её бывший муж опозорил её на весь Замухрайск, поместив её «интимную» фотографию в журнале. Это, писала она, вызвало шок не только у самой Шатёркиной, но и у многочисленного её семейства: отца, матери, сестры с мужем, племянницы, но, в первую очередь, малолетней дочери, которая, увидев маму в неприкрытом виде, получила душевную травму на всю жизнь. А её близкий друг, фамилию которого она, конечно же, не назвала, отказался на ней жениться, посчитав недостойным связывать свою судьбу с женщиной, открыто демонстрирующей себя на страницах публичных изданий. В результате всего этого у истицы случился эмоциональный срыв, на почве которого она заболела «нервной болезнью», что в свою очередь потребовало немалых средств на лечение. В общем, тридцать тысяч она требовала, имея на то все законные основания.
Ошарашенный услышанным, Пятиалтынный пытался взывать к разуму, если уж не бывшей супруги, так хоть правосудия в лице Хорькова:
– Позвольте вспомнить изображения первой женщины, Евы, искушённой змеем, на полотнах великих живописцев, таких как Тициан и Рафаэль. Что в них интимного и постыдного, а уж тем более вредного и оскорбляющего чью-либо нравственность? Это только художественные образы, воспевающие красоту женского тела! Моя же телопись, или боди-пейтинг по-английски, это только произведение искусства – роспись на коже женского тела, природная пластика и выразительность которого придают работе живописца особое восприятие.
Ответная реплика Шатёркиной