развлекательная передача. Возможно, своими комментариями я помешал ей смотреть?.. В любом случае она отвлеклась и появился шанс выскользнуть на улицу, туда, где вкус свободы ярче, объемнее, где хотя бы ее чувствуешь.
Вышел в прихожую. Темнота. По левую руку запертая на ключ пустая комната соседа. В начале года у него случился инсульт, сделавший его почти полностью лежачим и апатичным. Благодаря хроническим походам по помойкам он отложил много пенсий, которые на тот момент не без удовольствия начала транжирить та, кого он ласково называл племянницей. Прежде они встречались пару раз в месяц. Вместе смотрели телевизор, вместе смеялись, вместе прикладывались к бутылке, вместе принимали пищу, на сей раз заранее им купленную, вместе чмокались, вместе спали. После случившегося она неделями дежурила у постели больного со стаканом какого-нибудь дорогого горючего в неухоженных руках и с американской сигаретой в прогнивших зубах. За это время я лучше разглядел ее лошадиную улыбку, немного выпученные глаза, короткие, жирные волосы, в которых она то и дело копошила рукой, и попривыкнул к тому, как она жует слова и хрипло смеется невпопад. От ее транжирств мне тоже кое-что перепало: пирожные, чипсы, шоколадки, жевачки, газировка, мороженое. Одно расстраивало: многолетние накопления соседа иссякли за месяц с небольшим, незадолго до того, как его в туалете постиг второй и он же оборвавший жизнь инсульт.
Так в квартире нас осталось двое. В прихожей я решил, что переобувание может сорвать побег. В шлепках на босу ногу крадучись я подошел к внушительной деревянной входной двери, не лязгая снял цепочку, тихо отодвинул засов и пустился вниз по ступеням.
Вылетев из подъезда на улицу, я поспешил в сторону нужной мне остановки. Больше всего меня тревожило, как будут реагировать окружающие на то, что в промозглый весенний день на мне короткие шорты и футболка. А еще эти намокшие шлепки гулко чавкали и скрипели, будто назло хотели привлечь внимание. Не станут ли меня останавливать, расспрашивать, пытаться препроводить домой?
Не стали – пронесло.
В ожидании своего автобуса или троллейбуса на остановке толпились десятки людей. Мне казалось, что все их взгляды были прикованы ко мне, что в троллейбусе обязательно обнаружится контролер, что тогда уж точно мелкого безбилетника куда-нибудь препроводят.
Никому до меня не было никакого дела – пронесло.
И вот через 25—30 минут с начала побега на пороге ее нового дома мы смотрели друг на друга, одиннадцатилетний сорванец, голод которого гнал – голод физиологический и иной – в итоге именно к ней, и пожилая женщина, полжизни отдавшая сначала уходу за своей лежачей больной мамой, а потом – воспитанию дочери и внука. Может, она наконец заслужила покой и отдых?
– Где мать? Ты один? – спрашивала она, осматривая лестничную площадку позади меня.
– Один, – ответил я.
– Почему?