методы, дававшие отличные результаты сорок лет назад, устарели и никуда не годятся сегодня. Появился новый тип преступника. Если мы желаем бороться с этим злом, должны противопоставить ему новый тип полицейского. К сожалению, на это мало надежд. Слишком велика рутина наших административных учреждений. До сих пор требуется почему-то, чтобы инспектор сыскной полиции проходил предварительно стаж постового полисмена. Бессмысленность таких правил особенно бросается в глаза, если мы вспомним, что в полицию набираются люди не по признаку умственных качеств, а по признакам наличия физической силы…»
Впервые Кинлох слышал голос извне о преступлении. Событие предстало теперь под новым углом. Оно как-то вырастало в значении. Собственная роль принимала иной оттенок. Он долго молчал после того, как она окончила чтение, и спросил спокойно:
– Зачем вы это прочли мне?
– Потому что вы просили.
– Нет! Я желал знать правду, а об этом тут нет ни слова. Зачем вы выбрали именно эту статью?
Она медленно сложила газетный лист.
– Чтобы успокоить вас. Полиции ничего неизвестно. Скоро мы сможем покинуть это убежище.
– Стало быть, если мы до сих пор прятались здесь, то потому, что газетные новости были не утешительны?
– Отчасти, – призналась она.
– Вы по газетам знали, что мы не могли чувствовать себя в безопасности?
– Да.
На душе у Кинлоха стало мрачно и жутко. Он мысленно видел, как силы закона, поддерживаемые силами печати, гонятся за ними…
– Я буду теперь знать, что думать о вас, если вы будете по-прежнему скрывать от меня новости.
Она промолчала и села около камина. Он слышал, как она бросила газету на стол и рассеянно шевелила щипцами горевшие уголья.
Возможно, что они расстались бы друг с другом на следующее утро, если бы не внезапно выпавший снег. Возможно так же, что она ждала сначала инструкций от человека, ради которого все это делалось. Кинлох, во всяком случае, хотел поскорее уехать. Но дурная погода стояла целую неделю. Целую неделю, во время которой он слонялся как неприкаянный по дому, вспоминая маленькую ручку, которую он держал в своей руке, чувствуя, что кожа горит все жарче в том месте, где щеки касались ее волосы. В душе бушевала буря подозрений. Зная из газет, что скоро можно будет уехать, она желала подчинить его себе, околдовать женскими чарами? Возможно, что она действовала так на основании инструкций – ласкала его по приказу! Кинлох ходил взад и вперед по комнате, со скрежетом бормоча проклятья.
На четвертый день бури он сказал:
– Ничего нет в газетах?
– Я не читала. За газетами нужно ездить в … – она запнулась, – далеко отсюда… Но завтра я поеду, как бы ни была ужасна погода.
На следующий день он нетерпеливо ждал ее возвращения.
– Ну?
– Ничего, – ответила она, – ни одного слова об этом деле.
По тону, каким это было сказано, Кинлох понял, что она лжет.
– Ничего не пишут,