заметных брешей. Однако при пристальном изучении тщательно законопаченные серой глиной щели сливались в плавные пересекающие друг друга линии, покрывая фасад башни вязью заковыристых колдовских знаков.
Поверх крупных символов, высоко над нашими головами виднелись выступающие края балкона полностью опоясывающего следующий ярус. На рельефную балюстраду сквозь стекла бесконечного числа маленьких граненых оконец густыми каплями меда наваливалось палевое лампадное марево. Скромного свечения едва хватало, чтобы полностью занять обширное пространство комнаты и, тем не менее, хлопья скопившегося внутри полумрака послушно жались к вогнутым стенам, позволяя разглядеть тучные силуэты книжных полок и ступени винтовой лестницы в самом центре.
Третий же уровень или, вернее, третье кольцо башни выглядело заметно меньше предшествующих этажей и, скорее всего, служило личными покоями Менирада. Узкие вертикальные проемы, украшенные ребристыми складками портьер величиной с человеческий рост, располагались под небольшим наклоном и обращали свои пустые глазницы к небу, надежно скрывая содержимое апартаментов от любопытствующего взора.
– Спальня, – процедил я вслух первое, что пришло на ум.
– Обсерватория, – многозначительно отозвался стоящий рядом и с не меньшим упоением разглядывающий атрибуты удивительной постройки эльф.
Конечно, обе наши догадки вполне могли оказаться одинаково неверными, но, заметив большую выпуклую линзу окуляра на конце здоровенной смотровой трубы, торчащей из-под ската остроконечной крыши, я невольно стал склоняться к мысли, предложенной Давинти.
Венцом и, пожалуй, самым удивительным элементом башни нелюдимого мага являлась конструкция, принцип работы которой напоминал ни что иное, как мельницу. Правда, с обыкновенными ветряными мельницами, коими полнились провинции любой крупной столицы Тилрадана, диковинный механизм роднило разве что наличие полотнищ, приводимых в движение порывами прохладного ночного воздуха. Остальное же описать было сложно.
Гигантская мачта, растущая из верхушки жилища, несла на себе целых три пары продолговатых лопастей, крепящихся к толстому стволу системой длинных деревянных балок. Изогнутые полосы крыльев, обернутые в плотную ткань, располагались снизу вверх, на равной удаленности, друг напротив друга, повторяя направление основного шпиля, таким образом, что каждое из них в отдельности походило на узкий слегка перекрученный на концах парус. Вместе же они представляли скорее сильно вытянутую спираль, разбитую на самостоятельные отрезки, но каким-то чудом сохранившую естественные очертания. Все это позволяло причудливому сооружению вращаться не под привычным наклоном, а вертикально к земле. Словно эфир, приводивший лопасти в движение, вырывался в аккурат из-под кровли последнего яруса и столбом устремлялся вдогонку за армиями грузных туч, нависших над поляной.
Раздутые щёки добротных холстов полосатой парусины с глухим хрустом