но она прикладывалась в очень редких случаях, и рутинная переписка обходилась без нее. На такую нестыковку было указано Совету регентов после составления первой серии постановлений. Регентов предупредили о том, что скончавшийся император передал августейшему ребенку одну неофициальную печать, которая хранилась у Цыси, а вторая точно такая же печать досталась императрице Чжэнь. В Совете регентов предполагалось так, чтобы эти две печати прилагали к указам в качестве доказательства, равноценного написанию красными чернилами. Несомненно, одна из этих женщин или они обе указали на такое правовое недоразумение и выступили с предложением по его исправлению. Такие неофициальные печати, которых при цинском дворе насчитывалось тысячи, к символам политической власти не относились. Их считали предметами искусства, заказанными императорами ради собственного удовольствия. Их они иногда проставляли на своих рисунках и книгах, а также дарили наложницам своего гарема.
В Совете регентов такое решение одобрили, и поступило распоряжение о том, что впредь указы следует снабжать печатями. Соответствующее уведомление появилось в приложении к указу, заранее составленному и готовому к опубликованию. То есть регенты осознали предложение, согласились с ним и спешно стали внедрять в дело. В тексте этого приложения к тому же указывалось на то, что текущий указ выходит без упомянутых в нем печатей ввиду отсутствия времени на их постановку. Понятно, что до тех пор они не знали о существовании этих печатей и им пришлось попросить принести их из гарема[13]. Последовала официальная декларация, положениями которой обязывалось приложение тех двух печатей ко всем указам: одной в верхней части, то есть в начале, а второй в нижней – в конце текста.
Тем самым установили правовую функцию этих печатей, что во время предстоящего дворцового переворота сыграло решающую роль. Вполне вероятно, что печать, якобы подаренную ребенку и находящуюся на хранении у Цыси, фактически могли вручить ей самой, а теперь данный сувенир назвали принадлежащим малолетнему императору, чтобы выдать за нечто важное. В Совете регентов охотно согласились использовать упомянутые выше печати, так как видели в них всего лишь средства для оттисков, изготовленные из резины. Августейшие дамы придавали им видимость того, что «все пребывает в согласии и все в полном порядке», а также «все подданные империи следуют древним правилам…». Регенты чувствовали «высшее наслаждение» согласием между двумя вдовствующими императрицами и не имели ни малейшего понятия о том, что у них на уме. Следующим шагом женщин стало привлечение на свою сторону великого князя Гуна. Этого князя считали рафинированным аристократом, редко встречающимся на нашей земле, и он пользовался высочайшим уважением. Высшие чиновники и генералы единодушно полагали, что его следовало назначить регентом. Если назначенный Совет регентов принес империи одни только несчастья, великий князь Гун успешно выпроводил войска