меня из мыслей, звучит очень странно в этой обстановке. Сначала я думаю, что это слуховая галлюцинация. – Ты тут?
Она обращается к официанту:
– Мне то же, что и у него, пожалуйста.
Я открываю глаза. Сестра смотрит на меня, сведя брови.
– Китти? – спрашиваю я. – Ты что тут делаешь?
– Я вижу твою геолокацию, забыл? – Она садится рядом со мной на диван и бросает большую спортивную сумку себе в ноги.
– Нет, я не о том, почему ты в Лондоне?
– Из-за тона твоего голоса по телефону, – говорит она.
– Какого тона? – спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, о чем речь.
– Помнишь, когда ты узнал, что у тебя синдром Марфана, ты стал эмо? Читал Шелли, Китса и Байрона, разгуливал в кожаных брюках и рубашках с оборками, вечно пребывал в экзистенциальном кризисе, влезал в передряги, в которые можно было не влезать, и, как мне кажется, специально позорил свою крутую двенадцатилетнюю сестру. Вот я об этом. Во время телефонного разговора у тебя был такой голос, словно ты вернулся в свою эру мертвого поэта. По моему опыту, ничем путным это обычно не заканчивается.
– Эх, – говорю я, – ты слишком хорошо меня знаешь.
– Так что произошло в больнице?
Китти не отводит от меня взгляд. Ее бледные глаза чересчур жирно подведены карандашом для век.
– Аневризма, – говорю я. – Большая, у ствола мозга.
– Дерьмо! И что с этим делать? – спрашивает она. – Сколько времени потребуется, чтобы ушел гот Бен и вернулся скучный инженер Бен?
– Ничего не сделать, – отвечаю я, приближаясь к сути. От мысли о том, что нужно произнести эти слова вслух, меня начинает подташнивать.
– Потому что все в порядке и аневризма безобидна? – Ее речь замедляется под тяжестью осознания. – Или потому что все не в порядке?
– Все не в порядке, Китс, – выдавливаю я, не в силах посмотреть на нее.
– Ты уверен, что они не ошиблись?
– Уверен, – я вспоминаю лицо миссис Паттерсон. – Не ошиблись. Может, не говорить маме? Мне кажется, будет не так больно, если ей не придется этого ждать.
Китти мотает головой.
– Сколько… сколько осталось?
– Не очень много.
– Надо ехать домой. Расскажем маме. Еще с кем-нибудь проконсультируемся, поищем лечение за рамками нашего здравоохранения, организуем сбор средств… и… и… Подготовимся и победим эту заразу.
– Китс, я пока не собираюсь домой. Я не готов.
– Не готов к чему?
– К чему угодно, – я безнадежно пожимаю плечами. – И уж точно к выражению маминого лица, когда я расскажу ей правду. Не хочу, чтобы она ухаживала за мной, когда мне это не нужно. Не хочу каждый раз задаваться вопросом, будет ли прогулка с Пабло или пинта с Дэнни последней. Не хочу везти это, – указываю на свою голову, – туда, где мне все так знакомо. Хочу, чтобы меня окружало все необычное и другое, потому что я тоже необычный и другой, и я хочу узнать эту часть себя до возвращения домой.
– Ты