тебе не к лицу, – успокоил голос. Юноша застеснялся, улыбнувшись.
– Хорошо, Даша, хорошо!
– Ну давай за руки возьмëмся? Да, вот так…
Десять секунд было молчание среди невнятного людского гвалта.
– Эй, давай помогай, – внезапно окликнул юношу мужской мягкий голос, – давай, давай! Ах, ты посмотри же!..
Главный герой очнулся и так и обмер от происходящего: очень длинный и тонкий мужчина просунул свои руки под мышками, из-за спины, другого мужчины, роста среднего и вполне пухлого, обхватив его спереди за грудь, и усердно старался не уронить его, – впрочем, видимо, сил ему недоставало определëнно. Пухлый, хромая, плëлся перед тонким; тонкий старался не упасть от перегрузки. Толпа на платформе безразлично наблюдала. Всë окутала темень. какой-то трепет обуял нашего героя. Какая-то женщина громко с кем-то ругалась по телефону, а вдалеке благородно и невинно ревел ребёнок; среди галдежа шмыгали носами. Все, кого тонкий молил о помощи, стушевались; теперь же на пути оставался только наш герой, который в абсолютной растерянности, отставив руки в стороны, лишь глубоко дышал и трясся на месте. Его будто кто-то подгонял из зевак: даже раз кто-то толкнул его в спину рукою, – юноша хотел было повернуться и – со всею возможной злостью отомстить, – но было всë безуспешно: его ноги окаменели, а жëлтый свет фонаря, на который он бездушно кидал взоры, без отдыха, и от которого сразу же отворачивался и смотрел в пол с тревожностью, прикусывая нижнюю губу, – свет фонаря сдавливал голову студента, отчего у того начиналась мигрень. Он был в неком бреду, без сознания, а потому не давал отчëт своим действиям, – был наблюдателем, будто играл в компьютерную игру без собственного желания. Не помня как, юноша приобнял пухлого сбоку и поволочил его вместе с тонким к ближайшей скамейке. Они в прямом смысле этого слова сбросили его со спин своих, и тонкий стал усаживать бедолагу – благо, что все освободили ту скамью, – так, что будто он двигал члены шарнирной куклы. Жертва была почти без сознания, её тело было в полной расслабленности; она, понурив голову, лепетала бессвязные слоги, которые не хотели превращаться хоть в какую-нибудь мысль. Герой, отстранившись, наблюдал со стороны, как тонкий тыкал пальцами всë тело пухлого, которое превратилось в какое-то желе, тряс бедолагу, бил его ладонями по щекам, выпуская обеспокоенные «эй!», но не переставал хлопотать о нëм. Юноша как-то сконфузился изнутри: он стоял в упоре перед новыми знакомыми, но не действовал, – ему было очень неприятно, тоскливо и досадно; нечто толкало его к помощи, но старания его были тщетны. В ту минуту наш герой себя возненавидел до крайней степени, почувствовал себя слабым и бесполезным; его руки задрожали.
– Ты что, контуженный? – взволнованно расспрашивал тонкий. – Пил? Ты пил?
– Эй! – продолжал он, хлопая пухлого по щекам. – Контуженный? Ах, ей-богу, контуженный!
Вдруг произошла ужаснейшая ситуация, которая, однако, вполне была ожидаема и даже предсказана некоторыми по одной лишь благородной