Он ведь себя своим другом считал, сквозь зубы сказала я. – Или, может быть, ты просто ищешь оправдания своей гнилой натуре?
На этом мы распрощались. Алена осталась, обхватив себя за плечи руками, а я ушла – гордая и несломленная. И спина у меня была так расправлена, будто бы мне было все равно. Но стоило мне скрыться от посторонних взглядов на втором этаже, как я остановилась и прислонилась к стене – уставшая и разбитая.
Я знала Алену с первого курса, уже много лет. Каждый день мы общались по телефону, виделись несколько раз в неделю, вместе отдыхали. Я считала ее близким и дорогим человеком. Когда ей было плохо, я помогала, когда она была счастлива – я радовалась вместе с ней. И я не думала, что однажды потеряю ее.
Но прошедшая ночь, кажется, все изменила.
Всего лишь одна ночь разрушила нашу дружбу.
***
Проводив Настю пылающим взглядом, Алена быстрым шагом пошла прочь. Ее глаза застилали слезы, руки были сжаты в кулаки, на губах застыли невысказанные слова – той, которая считала ее своей подругой, Алена сказала не все, что хотела. То, что она действительно хотела сказать Насте, навсегда останется секретом.
Дрянь, почему ты? – прошептала она в исступлении. – Почему?
А ведь до ночного звонка Меркурия все было хорошо… Она наконец-то встретилась со своим любимым мужчиной – здесь, в этом доме, защищенном магией. А потом ей срочно пришлось собираться и ехать к Мельниковой, чтобы снова играть роль заботливой подруги. Так хотели Август и Тимофей, и если на первого она плевать хотела, то второго слушалась беспрекословно. Не вышло. Настя была права – Алена думала, что память ей сотрут, поэтому позволила себе слишком много. Позволила себе быть искренней.
Когда Тим узнал об этом, посмотрел на нее с усмешкой, но ничего не сказал, и Алена почувствовала себя глупой и маленькой. А разочаровывать любимого – последнее, чего она хотела.
Иногда Алена думала, как так вышло, что она оказалась замешанной в это дерьмо? И не находила ответа.
Все началось как подработка – слить богатому папаше инфу о его дочери? Без проблем. Алене очень нужны были деньги, и она не видела ничего плохого в дружбе с Мельниковой, за которую ей будут платить. Но теперь, после того, как выплюнула правду прямо в высокомерное – как у папочки – лицо Насти правду, Алена чувствовала себя мерзко. Так, будто была предательницей.
Но только чтобы предать друга, надо быть другом. А она никогда – никогда! – не была другом этой выскочке, которая играет в свободу. Почему же тогда так больно на душе? Почему она чувствует себя так скверно?
Из-за разочарования в холодных Настиных глазах?
Из-за упавшей на ее лицо тени презрения?
Из-за того, что Настя не знает, на что ей, Алене, пришлось пойти?
У зимнего сада она столкнулась с Тимофеем. Алена хотела пройти мимо, не желая, чтобы он видел слезы в ее глазах, но он схватил ее за руку и остановил. В этом был весь он – делал с другими то, что хотел. И ей это нравилось.
Что случилось?
Ничего.
Врать мне у тебя