аппарат. Это похоже на разговоры в Тёнси; Шала Хан (Самуил), окажись он здесь, довольно много бы понял. Или тот же Ший Корай Аранах. Но эти двое и все остальные, кто способен понять разговоры младенцев, в их сады никогда не заходят, чтобы им не мешать. Даже взрослым не нравится, когда их подслушивают незнакомцы, а у детей гораздо больше секретов и тайн.
Двухмесячный (в Лейне, где нет понятия «месяц», сказали бы, что ему примерно шесть-семь декад) мальчишка, родившийся здесь уже в восемнадцатый раз и неописуемо этим довольный, молчит остальным что-то вроде: «Ну, ребята, мы в Лейне. Ура! Я здесь уже жил и нарочно вернулся, как у вас получилось, не знаю. Но это вы правильно сделали, молодцы. Ух, как тут здорово! Сами увидите. Отличная у нас будет жизнь!»
«Забавно, – молчит девчонка, которая качается в гамаке, – что я тебя, кажется, узнаю. Старик, который рыбачил на пирсе за Каменным пляжем, а под вечер варил на костре уху в здоровенном зеленом котле и угощал всех желающих. Верно? Это же ты?»
«Было такое, – соглашается тот. – Ну ничего себе! Никогда не слышал, что можно старых знакомых в новой жизни узнать».
«Сам в шоке, – молчит девчонка. – Наверное, дело в моей подготовке. Все-таки я Ловец. А может, дело в твоей ухе? Незабываемая! Мы с друзьями специально на Каменный пляж ходили, потому что такой вкуснятины не сыскать ни в одном кабаке».
«Да, уха у меня была что надо, – самодовольно молчит мальчишка. – Старинный рыбацкий рецепт. Заскучал, когда вышел в отставку, и придумал себе развлечение. А так-то я был инженером-наладчиком городских осветительных систем. Теперь, наверное, стану поваром. Или танцором, если будут способности. А может, Ловцом получится? Я об этом во всех жизнях, которые помню, мечтал, но ни разу не уродился настоящим адрэле, сила слова у меня всегда была так себе. А еще я хотел бы стать летчиком. И научиться водить поезда. Ух, глаза разбегаются! У меня желаний больше, чем дней в столетии. Но ничего, все успею попробовать. Я умею рождаться в Лейне, еще много жизней тут проживу».
Другой мальчишка, которому трех декад не исполнилось, его впервые привезли в детский сад, молчит с еще большим восторгом: «Ну и дела! Как же так? Я про Лейн прочитала в книжке, когда лежала в больнице. Такое слово красивое. И невозможное зеркальное небо. Оно мне потом даже снилось несколько раз. Думала, как же жалко, что это просто писательская фантазия! А оказалось, вообще не фантазия. Я здесь родилась. За что мне такое счастье? Не понимаю! Я была обыкновенная. Без особых талантов и не красавица. Все вокруг говорили, что с ужасным характером. Но я согласна не понимать».
«Значит, внимание так хорошо зацепилось за наше зеркальное небо, – объясняет девчонка из гамака. – Внимание – великое дело, особенно в смерти. Как веревка у альпиниста, зацепился, и р-р-р-раз!.. Меня удивляет другое: что про наш Лейн было в книжке написано. Интересно, откуда писатель из потусторонней реальности о нас узнал?»
Третий мальчишка улыбается, глядя в зеркальное небо, молчит: «Да, в Лейне круто, это