все это время путешествовали вместе? – В подарок на его двадцать первый день рождения мать дала ему столько денег, что вполне хватило на шесть недель. – Вы путешествовали вместе… так… так бесстыдно?
Слушая мать, Берни хотелось умереть на месте, а Шейла улыбалась ему как ни в чем не бывало.
– Все нормально, Берни, не волнуйся. Мне все равно нужно сесть на шаттл до Хартфорда.
Его мать начала промокать глаза платочком, а Шейла лукаво улыбнулась ему, подхватила большую спортивную сумку и буквально исчезла, даже не попрощавшись.
– Мама, прошу тебя…
– Как ты мог меня обманывать?
– Я тебя не обманывал, я сказал, что встречаюсь с друзьями! – Берни покраснел, ему хотелось провалиться сквозь землю и никогда больше не видеть мать.
– И это ты называешь другом?
Он вдруг вспомнил, как они занимались любовью на пляжах, в парках, возле речек, в маленьких отелях… Что бы мать ни говорила, это не сотрет его воспоминания. Он неприязненно посмотрел на мать:
– Она мой лучший друг!
Берни взял сумку и пошел на выход из аэропорта один, оставив мать позади, но все же один раз оглянулся, и это было ошибкой: мать стояла и не таясь плакала. Берни не смог поступить так с ней, вернулся и попросил прощения, а потом ненавидел себя за это.
Осенью в университете их роман с Шейлой продолжился, и на этот раз, когда их отпустили на День благодарения, Берни поехал в Хартфорд, чтобы познакомиться с ее семьей. Явно удивленные, поскольку Шейла им ни о чем не рассказывала, ее родители общались с ним холодно, но вежливо. Когда они летели обратно в университет, Берни спросил об этом Шейлу:
– Они расстроились, что я еврей?
Ему в самом деле было любопытно. Он спрашивал себя, настроены ли ее родители так же непримиримо, как его собственные, хотя очень сомневался, что такое возможно. Разве мог кто-то быть столь же непримиримым, как Рут Файн? Во всяком случае, он так думал.
– Нет, – Шейла рассеянно улыбнулась, закуривая косячок. На обратном пути в Мичиган они сидели в самолете на последнем ряду. – Наверное, просто удивились. Я думала, что это не так уж важно, и не стала им рассказывать.
Она ко всему относилась спокойно, и Берни нравилась в ней эта черта. Все было «не так уж важно». Он быстренько затянулся, потом они осторожно потушили косяк, Шейла спрятала бычок в конверт и убрала в сумочку.
– Они считают, что ты славный.
– Мне они тоже показались славными.
Берни солгал, потому что на самом деле решил, что они скучные до невозможности, и его удивило, что у ее матери отсутствует вкус. Они разговаривали о погоде, о мировых новостях и больше ни о чем. Это было все равно что жить в вакууме или непрерывно слушать в прямом эфире комментарии к новостям. Шейла казалась совсем не такой, как они. С другой стороны, Шейла то же самое сказала о нем. После той единственной встречи с его матерью Шейла назвала ее истеричкой, и Берни не стал с ней спорить.
– Они придут на вручение дипломов?
Шейла