Лиз это встревожило, но ей не хотелось портить такой сказочный вечер, и она промолчала.
По такому случаю Берни арендовал роллс-ройс. Сначала они отправились на ужин в Музей современного искусства, где сразу смешались с толпой гостей в великолепных нарядах. Фотографы расталкивали друг друга, чтобы их сфотографировать, но Лиз это ничуть не смущало: она чувствовала себя среди них своей и шла, гордо опираясь на руку Берни. Вокруг них со всех сторон сверкали вспышки фотоаппаратов. Будучи управляющим самым шикарным магазином в городе, Берни уже приобретал известность. Казалось, его знали очень многие богатые дамы.
Музей украсили серебристыми и золотистыми воздушными шариками и ветвями, опрысканными золотой краской. Возле каждого места лежали подарки в красивой упаковке: для мужчин – одеколон, для женщин – французские духи. И то и другое, конечно, было из «Уольфс», о чем уведомляла фирменная упаковка.
На входе в огромный зал, где стояли столики, толпа прижала их друг к другу, Лиз с улыбкой подняла взгляд на Берни, он сжал ее руку, и в это время их еще раз сфотографировали.
– Тебе здесь нравится?
Лиз кивнула, хотя вряд ли была откровенна. Толкотня тел в изысканных вечерних туалетах, драгоценностей столько, что можно было бы наполнить ими несколько тачек, но при этом атмосфера возбуждения: все знали, что участвуют в важном событии.
Берни и Лиз заняли свои места за столом, где вместе с ними сидела супружеская пара из Техаса, куратор музея с женой, важная клиентка «Уольфс» с пятым мужем и мэр с мужем. Общество подобралось интересное, и, пока подавали блюда и вина, за столом шел непринужденный разговор: делились вопоминаниями о том, кто как провел лето, говорили о детях, о недавних поездках, о последнем выступлении Пласидо Доминго. На сей раз он специально прилетел в Сан-Франциско, чтобы спеть этим вечером с Ренатой Скотто, и это будет настоящий праздник для истинных любителей оперы, хотя среди гостей таковых было не много. В Сан-Франциско опера имела отношение не столько к музыке, сколько к моде и положению в обществе. Берни несколько месяцев слышал разговоры об этом, но был к ним равнодушен. Доминго и Скотто были для него лишь дополнительными бонусами, в опере он плохо разбирался, а истинное удовольствие от вечера получал благодаря Лиз.
Но позже, когда они пересекали подковообразную подъездную дорогу к оперному театру, даже Берни почувствовал остроту момента. На этот раз журналистов было еще больше: фотографировали каждого, кто входил в здание оперы, вокруг собралась толпа, которую с трудом сдерживали кордоны и полиция. Люди сгрудились, чтобы просто поглазеть на элегантную публику. Берни вдруг почувствовал себя будто на вручении премий академии, только толпа смотрела на него самого, а не на Грегори Пека или Керка Дугласа. Это было пьянящее чувство. Заслоняя Лиз от бурлящей толпы, он повел ее в здание. Они поднялись по лестнице туда, где находилась их ложа, и без труда нашли свои места. Берни повсюду видел знакомые лица, во всяком случае женщин: все они