повиснет, как дряхлое крыло. Но ничего такого не случилось. Единственным последствием было узкое отверстие от иглы, которое открылось на секунду моему взору, а затем исчезло под каплей выступившей крови. Я прижал кусок ваты к плечу Хулии, и красная капля попалась в него, как золотая рыбка в сачок. Только тогда я вздохнул с облегчением нейрохирурга, закончившего свою первую операцию по пересадке головного мозга.
Я сохранил пропитанную кровью ватку. Позже я ее целовал, лизал, сосал. Вкус алкоголя и лекарства меня разочаровал. Вата не вобрала в себя магию Музы, которой была Хулия. И когда сегодня утром она постучалась в дверь моего дома, фасад моего бытия рухнул. Предчувствие подсказывало, что она станет ближе, что дистанция между нами сократится, словно кто-то отпустит натянутую между нами резинку. До того дня Муза была неосязаемой материей, абстрактной ценностью, неуловимым вздохом, искусной выдумкой, о которой я день за днем рассказывал Ликургу. Однако в это воскресенье она явилась во плоти: воцарилась в конкретном измерении, стала видимой, обоняемой и осязаемой. Я пережил потрясение скептика, который шутки ради участвует в спиритическом сеансе и вдруг замечает, как материализуется силуэт его почившей возлюбленной.
В это воскресенье я открыл дверь и ослеп от солнца. Она вошла без улыбки на лице. Тот кувшин с оптимизмом, который она носила с собой повсюду, разбился. Хулия была подавлена. Она вошла в дом закутанная в дымку.
Я знал Хулию много лет. Она выросла на моих глазах. Я был свидетелем того, как она сменила материнский подол на колени поклонников. Однако, когда сегодня утром она пришла к нам с перекошенным от боли лицом, я уловил в ней сходство, даже родство с самим собой.
Обнаружив в ней новые черты, я взглянул на нее иначе. Возможно, новый портрет поможет мне лучше ее понять.
Хулия была любимым чадом родителей. Однако, как ни парадоксально, девочка считала себя обездоленной, обойденной родительской любовью. Чтобы восполнить этот недостаток, она постоянно требовала от них подтверждения чувств – не банальными ласками, а платьями, деньгами и повиновением – доказательствами более ощутимыми. Но она ничем не удовлетворялась. Хулия задыхалась от родительского внимания, но стоило им предоставить ей немного свободы, она обвиняла их в безразличии. С первого взгляда в нее влюбляются женственные мальчики, но она их презирает. Ее кровь закипает при виде волосатых мачо, которых она в то же время боится и избегает. С безынициативными мужчинами она играет роль властолюбивой и агрессивной провокаторши, однако в присутствии сильных мачо становится скромницей. Более независимая, чем воздушный змей без нитки, она никогда не говорит, куда направляется, так же как и не спрашивает у родителей разрешения отлучиться. В ее вселенной нет часов. Необязательная, она обожает заставлять ухажеров ждать. Решившему завоевать ее понадобится много терпения и минимум самоуважения Ей быстро надоедает мужское общество, и она проводит дни напролет с подругами, которые, по мнению Патрокла, ее используют, мародерствуют в ее гардеробе, пользуются