стало попыткой переписать прошлое. Если имена, которые фараоны давали себе, выражали вечное удержание верхней власти, их написание «внизу», магическими могущественными знаками иероглифов, вписывало их в структуру загробного мира. Стереть написанное имя фараона означало убрать его из земной памяти.
Попытка стереть имя Аджиба предполагает, что Семерхет в лучшем случае был узурпатором, а в худшем – убийцей. Захват им царской власти, похоже, удался; он выстроил себе прекрасную гробницу, гораздо бо́льшую, чем гробница Аджиба; здесь было вылито так много священного ладана, что масло пропитало землю на три фута вглубь и все еще пахло, когда гробницу раскопали в начале 1900-х годов{47}. Но его усилия заявить права на несу, царскую власть наверху, оказались менее успешными. «В его правление, – записывает Мането, – происходило много чрезвычайных событий, и даже случилось громадное бедствие».
Загадочное замечание не истолковывается ни одним более поздним комментатором. Но изучение земли вокруг Нила открывает, что к концу Первой династии разливы реки катастрофически уменьшились. Ко времени Второй династии подъем воды стал в среднем на три фута ниже, чем был за сто лет до того{48}. Если уменьшение разливов заставляло египетских крестьян уменьшать посевы, то основная причина недовольства могла прийтись как раз на время, когда узурпатор Семерхет был занят обезличиванием памятников Аджибу по всему Египту.
Всей своей жизнью Египет зависел от регулярных разливов Нила – события, которое изменялось от года к году в различной степени, но по сути оставалось одним и тем же на протяжении веков. В роли солнца-бога Гор нес с собой одну и ту же комбинацию перемен и стабильности: все восходы и закаты солнца разные, но каждое утро солнце появляется на восточном горизонте. Титул несу-бит предполагает, что царь символизирует собой эту двойственность неизменной вечной силы и ее вариабельных земных проявлений. Похороненный царь возвращается назад в своем сыне – похожим, но другим. Он был как многолетнее растение, которое каждый год вырастает с другими цветками, но от того же корня.
Семерхет, стирающий имя фараона – а случилось это, насколько мы знаем, впервые, – неизбежно покушался на всеобъемлющую концепцию царской власти. Это было сродни внезапному открытию, что папа, многие годы авторитетно издающий буллы, был выбран конклавом кардиналов по ошибке[45]. Если затем разливы Нила начали уменьшаться, и предела этим уменьшениям видно не было, одна из основных составляющих царского могущества также давала слабину. А что случится потом – может быть, не взойдет солнце?
Правление Семерхета закончилось переворотом – достаточно кардинальным, чтобы Мането оценил его как начало Второй династии. Самым важным ее отличием от первой стало прекращение жертвоприношений при похоронах.
Не похоже, чтобы египетские цари внезапно начали испытывать неизвестное им до того уважение к человеческой жизни – как