расти. Вскоре снаружи под крепостные стены установили подпорки и растянули шатры. Кое-где сбили временные хибары, утеплив их шкурами, благо, местные зимы были не такими суровыми, как на Севере. Из обгоревших, но местами целых досок построили сараи. Здесь постоянно горели костры, жарилась еда, а жизнь не умолкала ни на секунду.
И что самое ужасное, Император решительно ничего не мог поделать с этим безобразием. Треклятые бездельники тащили в лагерь все, что плохо лежало: рубили лес и собирали хворост восточнее от озера, били дичь снаружи и ловили рыбу. И пусть последней в Тиле еще было предостаточно, Витию Кераю Кулену Первому не нравился сам факт существования подобного поселения.
Разогнать этих бродяг силой значило пойти против своего слова. Ведь именно он, правитель всего разумного мира, обещал погорельцам кров взамен потерянного. Однако, как это обычно бывает, вопрос затянулся, а выделенные деньги по большей части осели в карманах бюрократов. И пусть последние были уже наказаны, ситуация давно вышла из-под контроля.
Выселишь или выгонишь дармоедов – начнет волноваться весь Конструкт. Придется вызывать в столицу один из легионов. А подобного, когда за Западе объявилось очередное воплощение темного Бога, хотелось бы меньше всего.
Этого не знали или не хотели думать о подобном жители Подконструкта, как они называли свое обиталище. Чумазые ребятишки бегали по промерзлой земле, разбивая поношенными полусапожками образовавшийся за ночь в лужах лед. Молчаливые и угрюмые женщины честного нрава безликими тенями бродили мимо, занятые своим нехитрым хозяйством. Другие, нрава легкого и веселого, но весьма потрепанного вида, цепкими взглядами выискивали возможных клиентов.
А вот мужчинам, к которым здесь относили и безусых подростков, и беззубых старцев, в Подконструкте была полная свобода, какой мог позавидовать и сам Император, ибо они оказались предоставлены сами себе. Встречались здесь как люди невероятно деятельные – взять тех же контрабандистов или безгильдийских воров, – так и пьяницы. Последних было изрядно. Они кучковались небольшими группами, «уговаривая» мутный первач из прошлогоднего жита – самое дешевое и крепкое пойло, которое здесь можно было достать.
Именно к одной из таких компаний подошел невысокий подросток. Его худобу не могло скрыть даже множество тряпок, которыми тот был обмотан. Троица, ведущая меж собой весьма фривольный разговор, не встревожилась из-за появления пацана. И Ирих, и Лицко знали, что это немой Юка – или Юта, сам Инрад не разберет южные имена. В общем, пацан – внук Ерикана, бродяги-паломника. Сам старик, к слову, им пришелся по душе. Во-первых, любил, как и они, залить за воротник; во-вторых, каждый вечер появлялся с несколькими пузатыми бутылками того самого первача. Аншара ведает, где он их только брал – денег у старика сроду не водилось.
– А я тебе говорю, что слаще островитянок нет женщин, – увещевал собеседника еще не старый, но уже невероятно пузатый и лишенный всякой прыткости Ирих. Он даже